Пройдя курс лечения, Галя вернулась в Россию. И получив письмо от Элюара, начала переписку: «Мой дорогой возлюбленный, душенька моя, мой дорогой мальчик!» — писала она. Шла Первая мировая война, и Поля призвали в армию. Но из-за болезни он попал не на фронт, а в госпиталь, где ухаживал за ранеными. Переписка продолжалась, и Галя всячески убеждала Элюара беречь себя, поскольку, как она писала, не представляет жизни без него.
Отец юноши был настроен решительно против русской жены. Он спрашивал сына: неужели во всем Париже нельзя найти жену-парижанку? Но Поль для себя все давно решил, и весной 1916 года Галя по приглашению Элюара отправилась в Париж. Тогда она и представить себе не могла, как своевременно покидает Россию. Похоже, что само провидение спасало ее в очередной раз: сначала она вовремя уехала поправлять свое здоровье, а сейчас вовремя отправилась не только за судьбой, — сама того не ведая, она бежала от предстоящей российской катастрофы.
Вновь забегая вперед, отметим, что и Гала, и Дали были вне политики.
В их «космос» никак не входили ни Ленин, ни Гитлер, ни какая-либо идеологическая догма и политическая партия. Гала разделяла взгляды художника. Она всегда была первой, к кому он обращался с любым «озарением». Находясь на такой позиции, они осваивали политиков «художественно»: Дали рисовал, а Гала комментировала увиденное, якобы не предполагая, что созданный портрет того или иного тирана тут же обрекает их на участие в политике. А вот одно из признаний Дали, свидетелем которого, конечно же, была Гала. Он говорил ей: «Принеси мне амбры, растворенной в лавандовом масле, и самых тонких кистей. Никакие краски не смогут насытить моей жажды точности… едва я начну запечатлевать на холсте след гибкой кожаной бретельки, врезающейся в женоподобную плоть Гитлера…», которого он считал законченным мазохистом, желающим развязать мировую войну.
…В феврале 1917-го в церкви Святой Женевьевы Гала и Поль обвенчались. Свадебным подарком его родителей была огромная кровать, на которой молодожены поклялись любить друг друга до смерти. Отношения Гала со свекром оставались прохладными, а вот свекровь к молодой семье относилась по-доброму. Дипломатичная Гала смогла расположить ее своими письмами из далекой России.
Вскоре у них родилась дочь Сессиль, в которой бабушка души не чаяла. Она как будто чувствовала, что девочка впоследствии «достанется» ей.
Милые семейные странности
С замужеством развернулся следующий, еще более необычный этап жизни будущей Галатеи. Париж в конце 1920-х годов представлял собой бурлящий «горшок колдуньи». Аромат его варева притягивал художников, поэтов, артистов со всего света. Этот город был эпицентром всех художественных течений. Здесь в жарких дискуссиях ломали копья представители разных школ поэзии и живописи. И жизнь Гала и Элюара была похожа на фейерверк.
Поль не жалел денег на туалеты и украшения для жены. Это он сотворил из нее роковую женщину, — благо, материал был податливый, — об которую потом сам же и обжегся. А она нежила себя духами, шелками. Любовалась своими всегда ухоженными руками. И при всем при этом — читала.
Но безмятежной жизни с поэтом не получалось. Ведь поэты — что звезды, сегодня они сияют над вами, а завтра — на другом небосклоне. Поль стал очень популярным, много ездил, подолгу не бывал дома. И самыми разными действиями, сам того не ожидая, подводил взаимоотношения с Гала к разрыву. Его «милым странностям» не было удержу. Например, он мог показывать снимки обнаженной супруги своим друзьям… И грома долго ждать не пришлось. В их жизнь вошел третий. Художник из Германии Макс Эрнст. Они познакомились на отдыхе. И Макс влюбился в Гала безрассудно. Он бросил свою жену, и с курорта молодые люди вернулись втроем. Элюар был согласен абсолютно на все, лишь бы не терять свою музу. Но однажды несчастный супруг исчез. Виновники случившегося бросились по следу разбитого сердца и нашли его… в Индокитае, вернувшись из которого Гала поняла, что разлюбила Макса.
Так, вкусив свободной любви, она лишь разогрела в себе спящие аппетиты. И вот он настал. Август 1929-го. Элюары приехали в рыбацкую деревню Кадакес по приглашению молодого испанского художника Сальвадора Дали. Как вспоминает сама Галатея, всю дорогу Поль с восторгом рассказывал о его творчестве, о странностях, об особой философии, о поклонении Ницше и Эйнштейну. О его более чем неординарном фильме «Андалузский пес». «Он словно нарочно толкал меня в его объятия…» Поль, такой чуткий и тонко организованный, как он мог не знать, что мужчина с необычной историей — самый что ни на есть притягательный объект.
Гала с Дали и Элюаром
Ароматы первой встречи
Белый дом художника стоял на берегу бухты. Повсюду алели герани, а перед домом рос эвкалипт, распространяющий терпкий запах лета.
Почему-то их встречу принято расписывать так: они увидели друг друга, влюбились и больше не расставались. Но на самом деле это неправда. Стоит обратиться к их собственным словам и поступкам, чтобы убедиться в этом.
Когда машина Гала и Поля Элюар остановилась у дома художника, Дали нисколько не влюбился в нее. Он увидел всего лишь интеллигентное и уставшее лицо. Вся любовь будет впереди, когда он изведет ее долгими и многочисленными прогулками, «уходами в себя», опасным лазанием по горам, желанием сбросить ее с горы… и долгим отсутствием близости. До того дня, когда она сама ему не намекнет, что с последним пора бы покончить.
А пока — начало «концерта». Ибо вечером, за дискуссией об искусстве, Гала призналась ему, что увидела в нем противного и невыносимого типа из-за лакированных волос, которые отвратительным образом выдавали в нем танцора аргентинского танго… Но это были мелочи по сравнению с тем, как готовился Дали к утренней встрече с Элюарами на пляже. Видимо, он решил сменить амплуа танцора и стал «разрабатывать тему купального костюма»… Ее мы описывать не будем, скажем лишь о том, что после того, как плавки были вывернуты наизнанку, Дали решил надушиться запахом козла, который каждое утро проходил под его окнами. Он сварил в воде рыбий клей, смешал его с козлиным пометом, затем добавил несколько капель лавандового масла и достиг результата — неподдельного козлиного духа. Но во время натирания он как раз в окне увидел Гала: «Тело у нее было нежное, как у ребенка. Линия плеч — почти совершенной округлости, а мышцы талии, внешне хрупкой, были атлетически напряжены, как у подростка. Зато изгиб поясницы был поистине женственным. Грациозное сочетание стройного, энергичного торса, осиной талии и нежных бедер делало ее еще более желанной»… Герой-любовник так растерялся, что тут же пошел смывать с себя козлиный дух. А при встрече с Элюарами ни с того ни с сего у него начались дикие приступы смеха, которые продолжались рядом с Гала не один месяц. Как она все это вытерпела, представить трудно. Похоже, и вправду, у нее была невероятная интуиция. В общем, со временем Галатея прошла все проверки на прочность, включая ту, когда она аккуратно спросила у художника о смысле картины «Мрачная игра». (Испачканные экскрементами трусы были изображены на ней «с такой милой естественностью», что все, по словам Дали, задавали себе вопрос, не является ли художник копрофагом?) Гала задала этот вопрос иначе:
— Если вы пользуетесь своими картинами, чтобы доказать пользу какого-либо порока, который вы считаете гениальным, это, как нам кажется, значительно ослабляет ваши произведения, сужает их, низводит их до уровня психопатического документа…
На что Дали, едва удерживая очередной приступ смеха, ответил:
— Клянусь, что я не копрофаг!
Прекрасное начало романа! Не правда ли?
Супруги Дали. Порт-Льигат, январь 1940 года
Соединились Гала с Дали не так быстро, как пишут в журналах. Дело в том, что он долго раздумывал над тем, как войдет эта женщина в его одиночество. Ведь она уже ворвалась к нему в жизнь и нарушила ее течение. Дали, по собственному признанию, изводил ее «несправедливыми упреками, твердя, что она мешает работать, что ее присутствие обезличивает». Больше того, он убеждал себя, что она причинит ему зло, и говорил ей: