Но уровень потерь в действующей армии быстро превзошел все мыслимые представления. Для французов, англичан и русских, сразу бросивших в огонь наиболее обученные, опытные части, первый год в этом смысле стал роковым: кадровые войска фактически перестали существовать. Но было ли менее трагическим противоположное решение? Немцы отправили осенью 1914-го в бой под бельгийским Ипром дивизии, наспех сформированные из студентов-добровольцев. Почти все они, с песнями шедшие в атаку под прицельным огнем англичан, бессмысленно погибли, в силу чего Германия лишилась интеллектуального будущего нации (этот эпизод получил не лишенное черного юмора название «ипрское избиение младенцев»).
В ходе первых двух кампаний у противников методом проб и ошибок сложилась некая общая боевая тактика. На выбранном для наступления участке фронта концентрировались артиллерия и живая сила. Атаке неизбежно предшествовала многочасовая (иногда и многодневная) артподготовка, призванная уничтожить все живое в полосе окопов врага. Корректировка огня велась с аэропланов и воздушных шаров. Затем артиллерия начинала работать по более дальним целям, переносясь за первую линию обороны противника, чтобы отрезать выжившим пути отхода, а резервным частям, наоборот, — подхода. На этом фоне начиналась атака. Как правило, удавалось «продавить» фронт на несколько километров, но в дальнейшем натиск (сколь бы хорошо он ни был подготовлен) выдыхался. Обороняющаяся сторона подтягивала новые силы и наносила контрудар, с большим или меньшим успехом отвоевывая отданные пяди земли.
К примеру, так называемое «первое сражение в Шампани» в начале 1915-го обошлось наступавшей французской армии в 240 тысяч солдат, но привело к взятию лишь нескольких деревень… Но и это оказалось не самым страшным по сравнению с годом 1916-м, когда на западе развернулись самые масштабные сражения. Первая половина года ознаменовалась немецким наступлением под Верденом. «Немцы, — писал генерал Анри Петен, будущий глава коллаборационистского правительства при гитлеровской оккупации, — пытались создать такую зону смерти, в которой ни одна часть не смогла бы удержаться. Тучи стали, чугуна, шрапнелей и ядовитых газов разверзлись над нашими лесами, оврагами, траншеями и убежищами, уничтожая буквально все…» Ценой невероятных усилий атакующим удалось добиться некоторых успехов. Однако продвижение на 5—8 километров из-за стойкого сопротивления французов стоило германской армии таких колоссальных потерь, что наступление захлебнулось. Верден так и не был взят, и к концу года первоначальный фронт почти полностью восстановился. С обеих сторон потери составили около миллиона человек.
Аналогичное по масштабу и результатам наступление Антанты на реке Сомме началось 1 июля 1916-го. Уже первый его день стал «черным» для британской армии: почти 20 тысяч убитых, около 30 тысяч раненых в «устье» атаки шириной всего 20 километров. «Сомма» стала именем нарицательным для обозначения ужаса и отчаяния.
Пулемет — оружие нового века. Французы строчат прямо от штаб-квартиры одного из пехотных полков. Июнь 1918-го. Фото ULLSTEIN BIDL/VOSTOCK PHOTO
Список фантастических, невероятных по соотношению «усилия—результат» операций можно продолжать долго. И историкам, и обычному читателю сложно до конца понять причины того слепого упорства, с которым штабы, всякий раз надеясь на решительную победу, тщательно планировали очередную «мясорубку». Да, сыграли свою роль уже упомянутый разрыв между штабами и фронтом и патовая стратегическая ситуация, когда две огромные армии уперлись друг в друга и у командующих нет иного выбора, как вновь и вновь пытаться идти вперед. Но в том, что происходило на Западном фронте, легко было уловить и мистический смысл: знакомый и привычный мир методично сам себя уничтожал.
Поразительна стойкость солдат, которая позволяла противникам, практически не двигаясь с места, истощать друг друга на протяжении четырех с половиной лет. Но надо ли удивляться, что сочетание внешней рациональности и глубокой бессмысленности происходившего подорвало у людей веру в самые основы их жизни? На Западном фронте спрессовались и перемололись века европейской цивилизации — эту мысль выразил герой сочинения, написанного представителем того самого «военного» поколения, которое Гертруда Стайн назвала «потерянным»: «Вот видите речушку — не больше двух минут ходу отсюда? Так вот, англичанам понадобился тогда месяц, чтобы до нее добраться. Целая империя шла вперед, за день продвигаясь на несколько дюймов: падали те, кто был в первых рядах, их место занимали шедшие сзади. А другая империя так же медленно отходила назад, и только убитые оставались лежать бессчетными грудами окровавленного тряпья. Такого больше не случится в жизни нашего поколения, ни один европейский народ не отважится на это…»
Стоит заметить, что эти строки из романа «Ночь нежна» Фрэнсиса Скотта Фицджералда увидели свет в 1934 году, всего за пять лет до начала новой грандиозной бойни. Правда, цивилизация многому «научилась», и Вторая мировая развивалась несравненно динамичнее.
Спасительное безумие?
Страшное противостояние явилось вызовом не только всей штабной стратегии и тактике прошлых времен, которые оказались механистичны и негибки. Оно стало катастрофическим экзистенциальным и психическим испытанием для миллионов людей, большинство которых выросло в сравнительно комфортном, уютном и «гуманном» мире. В интересном исследовании фронтовых неврозов английский психиатр Уильям Риверс выяснил, что из всех родов войск наименьшее напряжение испытали в этом смысле летчики, а наибольшее — наблюдатели, корректировавшие над линией фронта огонь с неподвижных аэростатов. У последних, вынужденных пассивно ждать попадания пули или снаряда, приступы безумия случались гораздо чаще физических ранений. Но ведь и все пехотинцы Первой мировой, по словам Анри Барбюса, поневоле превратились в «ожидающие машины»! При этом ждали не возвращения домой, которое казалось далеким и нереальным, а, собственно, смерти.
Апрель 1918-го. Бетюн, Франция. В госпиталь направляются тысячи английских солдат, ослепленных немецкими газами под Лисом. Фото ULLSTEIN BIDL/VOSTOCK PHOTO
Сводили с ума — в прямом смысле — не штыковые атаки и единоборства (они зачастую казались избавлением), а многочасовые артиллерийские обстрелы, в ходе которых на погонный метр фронтовой линии иногда выпускалось по нескольку тонн снарядов. «Прежде всего давит на сознание… вес падающего снаряда. На нас несется чудовищная тварь, такая тяжелая, что сам ее полет вдавливает нас в грязь», — писал один из участников событий. А вот другой эпизод, относящийся к последнему отчаянному усилию немцев сломить сопротивление Антанты — к их весеннему наступлению 1918 года. В составе одной из оборонявшихся британских бригад в резерве находился 7-й батальон. Официальная хроника этой бригады сухо повествует: «Около 4.40 утра начался вражеский обстрел… Ему подверглись тыловые позиции, которые раньше не обстреливались. С этого момента о 7-м батальоне ничего не было известно». Он был полностью уничтожен, как и находившийся на передовой 8-й.
Нормальной реакцией на опасность, утверждают психиатры, является агрессия. Лишенные возможности ее проявить, пассивно ожидающие, ожидающие и ожидающие смерти люди ломались и утрачивали всякий интерес к действительности. Вдобавок противники вводили в действие новые, все более изощренные способы устрашения. Скажем, боевые газы. К масштабному применению отравляющих веществ весной 1915-го прибегло германское командование. 22 апреля в 17 часов на позиции 5-го британского корпуса за несколько минут было выпущено 180 тонн хлора. Вслед за желтоватым облаком, стелившимся над землей, в атаку с опаской двинулись немецкие пехотинцы. О происходившем в окопах их противника свидетельствует очередной очевидец: «Сначала удивление, потом ужас и, наконец, паника охватили войска, когда первые облака дыма окутали всю местность и заставили людей, задыхаясь, биться в агонии. Те, кто мог двигаться, бежали, пытаясь, большей частью напрасно, обогнать облако хлора, которое неумолимо их преследовало». Позиции британцев пали без единого выстрела — редчайший случай для Первой мировой.