Не всякий тест научно обоснован и имеет прогностическую ценность. Но почти всегда он служит зеркалом, которое может и развлечь, и заставить задуматься. Фото M. TAGHI/ZEFA/CORBIS/RPG
Тесты оказываются не только инструментом профессионального исследования и диагностики, но и элементом повседневной культуры. Можно, конечно, сказать, что это кич, ширпотреб, массовая культура, но это не объясняет главного: что ищут люди в этих тестах? По мнению Маргариты Жамкочьян, нынешнее увлечение тестами даже в самых комичных формах отражает вполне серьезную потребность современного человека: разобраться в самом себе, получить представление о своей индивидуальности. В известном смысле — получить подтверждение своего существования в этом мире.
Резкое расширение индивидуальной свободы и постепенное исчезновение границ между людьми — социальных, религиозных, этнических и прочих — имеет оборотную сторону: у человека не остается той общности, с которой он себя идентифицировал, чьими глазами он смотрел на себя и оценивал себя («что люди скажут?»). В современном обществе человек вынужден сам строить представление о себе и оценивать — в том числе и за психологические тесты. В Европе и Америке пик увлечения ими пришелся на 40—50-е годы прошлого века. У нас этот бум, похоже, только начинается — вместе с резким поворотом общества к индивидуалистическим ценностям.
Пока, правда, неясно, может ли результат тестирования побудить человека к попытке изменить свою личность или (что вероятнее) люди черпают из тестов лишь то, что им хочется видеть, что подтверждает их внутреннее представление о себе.
Борис Жуков
Дар чудодейства маркизы Казати
Сумасбродка, ведьма, горгона Медуза с волосами, «пропитанными икрой и шампанским», она — «аллегория тошнотворного величия» с рубиновыми когтями — отзывались о ней одни. Богиня, ослепительная Персефона, «живая метаморфоза», вечная муза — говорили другие. Фото вверху PHOTOSHOT/VOSTOCK PHOTO
Маркиза Казати вызывала у современников странные чувства: для сторонних наблюдателей она была богатой чудачкой, для близких и хорошо знающих ее людей — тонкой, изысканной, умной эстеткой. Художники писали ее без устали — в них она разжигала пожар. А один из самых модных поэтов эпохи, известный сердцеед Габриэле д"Аннунцио, влюбился в нее с первого взгляда.
И что с того, что она жила в придуманном мире и, развлекая себя, развлекала других?
Луиза Амман родилась в «золотой люльке». Ее отец, Альберто Амман, был крупным европейским промышленником — владел текстильной фабрикой в Порденоне, выпускающей хлопчатобумажные ткани. Интерес к текстильному производству он унаследовал от отца, уроженца австрийского города Брегенц, Франца Северина Аммана, который однажды перебрался из Австрии в Италию, где основал две ткацкие фабрики (одну — близ Милана), и стал Франческо Саверио. Его сын, Альберто, оказался таким же преуспевающим — помимо производства в Порденоне он возглавлял Ассоциацию итальянской хлопчатобумажной промышленности, основателем которой являлся. В возрасте 32 лет в 1879 году он женился на 22-летней уроженке Вены (из австрийско-итальянской семьи) Лючии Бресси. Через год, 22 января, у супругов появилась первая дочь Франческа, а еще через год, 23 января 1881-го, — вторая дочь, нареченная при крещении Луизой Аделе Розой Марией. Обеим девочкам было уготовано сплошь благоденствие. Родители к тому времени имели несколько домов, в том числе особняк в королевском парке Вилла Реале в Монце и виллу Амалия на берегу озера Комо. Разумеется, король Умберто I был знаком с Альберто Амманом и отмечал его среди подданных. Одно из признаний короля — графский титул Альберто.
О детстве Луизы известно не так много.
Воспитывалась гувернантками, была замкнутым ребенком, не любила шумные сборища и особенно разъезды по гостям. Луиза предпочитала проводить время уединенно, например, за рисованием. Но больше всего она любила разговаривать с матерью, как любят дети, которые хотят общаться с родителями больше.
Ее мать, Лючия Амман, рассматривала по вечерам детские рисунки, листала с девочками популярные журналы мод. Молодая, блистающая в свете женщина знала все о красоте и модных платьях того времени. А Луиза питала к этой теме особую страсть. Она могла подолгу, так же, как и за рисованием, проводить время у раскрытых гардеробов матери: изучать детали многочисленных нарядов и драгоценных украшений. Лючия очень любила жемчуг, и Луиза потом тоже станет носить жемчужные нити в несколько рядов, словно эти нити будут связывать ее с юностью, которая кончилась рано…