«Пока Господь Бог меня не приберет, я буду стоять за этим прилавком», — так определяет свои профессиональные перспективы Элизабет Форстер. Из своих 83 лет 58 она торгует — опять-таки хлебом — на Виктуалиенмаркт. На взгляд «брот-Лизль» («хлебной Лизы»), город и мир изменились за это время не сильно. Не подумайте, что она не в курсе последних событий — она знает, что в России кончился коммунизм и есть президент, которого зовут Бóрис. Кажется. Или все-таки Влáдимир? «Вам хлеб порезать или так возьмете?»
«Текучка кадров» на рынке минимальна: иные магазинчики и прилавки, специализирующиеся, например, на торговле перепелами или белыми грибами, находятся в руках одной семьи уже сотню лет, а то и более. Когда вся страна переживала различные экзотические моды, здесь всегда делали ставку на «золотую троицу» качества, известную любому повару: местное, сезонное, крестьянское. То же постоянство свойственно одной из древнейших мюнхенских пивоварен — «Хофбройхаусу».
Карильон ратушной колокольни: наверху готовятся к турниру рыцари, внизу пляшут бочкари. В зависимости от сезона фигурки приходят в действие один или три раза в день
Отговаривать бесполезно: раз уж вы приехали в Мюнхен, никакая сила не удержит вас от посещения этого знаменитейшего объекта — Придворной пивоварни на маленькой площади Платцель. Навязчивые гиды расскажут и о выступавшем тут Гитлере, и о Ленине, который сюда захаживал. Процитируют даже фразу из дневника Крупской: «Особенно приятно вспоминать «Хофбройхаус», где отличное пиво стирает все классовые противоречия».
Нынешний «Хофбройхаус» — это целый комбинат. Его главная задача — сочетать интересы постоянных клиентов с усредненнотуристическими. Конечно, рядовые приезжие автоматически становятся в этой ситуации «людьми второго сорта», которым полагается поглазеть на главный зал — «Швемме», быстро пробежаться мимо чанов и сейфов, где постоянные «именитые клиенты» хранят под замком свои личные глиняные кружки, и, оставив пару евро в сувенирной лавке, присесть за один из огромных столов в ожидании своего пшеничного литра.
Самое же интересное в «Хофбройхаусе» — не пиво, которое в Мюнхене никак не редкость, а постоянные посетители заведения. Они, как правило, собираются по вечерам и в выходные — строго по так называемым братствам Stammtische. Штаммтиш — это специальный стол в питейном заведении, за которым по назначенным дням встречается один и тот же круг людей. Еще пару десятилетий назад буквально каждый немец был приписан хотя бы к одному такому столу и жертвовал чуть не половиной вечеров в кругу семьи ради общества собратьев (Stammtischbrüder). В последнее время популярность таких «журфиксов» все же падает. Но «Хофбройхаус» — бастион национальной традиции — держится. Так, каждую среду, пятницу и воскресенье здесь встречаются члены клуба «Мы — это мы», по четвергам заседают судебные приставы, по понедельникам — сотрудники городской метеорологической службы. Есть штаммтиш любителей оперы, друзей городского зоопарка, сотрудников концерна Siemens, отставных полицейских и так далее. На «пивных заседаниях» решаются все «важные мужские вопросы». У каждого штаммтиша — свои правила и ритуалы. Это бездонный кладезь для этнографических исследований, но, увы, главная особенность таких пивных братств — они закрыты для посторонних.
К слову о пиве
Этот напиток — символ и Баварии, и всей Германии — завоевал Мюнхен сравнительно недавно. Вплоть до конца XVI века здесь предпочитали пить вино: итальянское или греческое, если есть большие деньги, а нет — так местное (виноград растет в ближайших пригородах). Дневного заработка подмастерья хватало примерно на литр «бормотухи» — достаточно, чтобы как следует напиться. Пиво, которое сейчас считается самым демократическим напитком, употребляли только монастырские жители (им оно порою заменяло еду) и аристократия. Именно аристократу — баварскому герцогу Вильгельму V — пришло в голову внедрить его в народный обиход. В 1589 году этот государь, огорченный дороговизной импортного пива из Саксонии, утвердил «национальную программу» по производству собственного. Программа, как мы видим, сработала — по крайней мере в долгосрочной перспективе.
Политическое возвышение Мюнхена совпало с зарей нового времени. В 1506 году «город монахов» становится столицей всей Баварии. На этот момент в нем всего 14 000 жителей: среди них 700 священников, 600 придворных и 350 официально зарегистрированных нищих. В том же году принял монашество студент Веймарского университета Мартин Лютер . 11 лет спустя он устроил в Европе грандиозный переполох, прибив к воротам собора в Виттенберге свои 95 тезисов. Веха, положившая начало Реформации , важна и в истории Мюнхена: город возвысился именно как оплот борьбы с ней. Испуганный Ватикан поощрял укрепление светских монархий в католических землях, и это позволило баварским курфюрстам установить абсолютизм на испанский или французский манер.
К слову о монархии Баварское королевство дотянуло до ХХ века. Последний монарх — Людвиг III Виттельсбах — бежал из Мюнхена в ноябре 1918 года, предчувствуя, что за первой, ноябрьской, революцией последует вторая. Так и случилось: в апреле 1919-го была провозглашена Баварская Советская республика. Члены Компартии Германии раздали пролетариату оружие, чтобы те сами устанавливали свою диктатуру. Так создалась баварская Красная армия. 20 000 красноармейцев участвовали той весной в жестоких уличных боях, стоивших жизни 600 мюнхенцам.
Коммунистическое восстание было подавлено, но всего четыре года спустя последовало нацистское, больше известное как «пивной путч». Это было в 1923 году, все в том же ноябре — несчастливом месяце. В ноябре 1938-го на Мюнхен опустится «хрустальная ночь»...
Дух Контрреформации с ее избыточной, кричащей роскошью и сегодня во многом определяет дух Мюнхена. Не говоря уже об архитектурном памятнике этой эпохи — роскошной Резиденции монархов (именовавших себя то курфюрстами, то королями, то принцами-регентами). Впрочем, она, несмотря на частые достройки и расширения, как раз не лишена некоторого уюта, что для таких сооружений — редкость. А ее Зал древностей считается самым красивым к северу от Альп. Он, между прочим, послужил образцом и для строителей нашего Эрмитажа (а именно — того помещения, где теперь хранится коллекция итальянской майолики). Засыпанные белым гравием дорожки сада резиденции сегодня облюбованы игроками в шары. Они приходят сюда парами, семьями и целыми компаниями, придавая местности французскую атмосферу. Хороша и дворцовая опера: восстановленный по окончании войны и недавно отреставрированный театр — этакая золоченая конфетная коробка в стиле рококо с отличной, однако, акустикой.
К слову об опере
Будучи в силу судеб чем-то вроде музыкального критика, я привыкла судить о значимости города по качеству его оперного театра. Мюнхенская опера — без сомнения, лучшая в Германии. Здесь лучшие голоса, лучший оркестр и самое чуткое отношение ко всему новому, что происходит в мире искусства. Здесь работают самые эстетствующие маэстро (недавно парса Зубина Мету сменил канадский японец Кент Нагано) и самые радикальные режиссеры, которым руководство театра подбирает адекватный репертуар (так, Дмитрий Черняков получил здесь шанс поставить первую и, будем надеяться, не последнюю в жизни «Хованщину»). Кроме того, Баварская национальная опера (таково официальное название) — единственный театр Германии, который может похвастаться букетом из трех главных европейских див славянского происхождения: словачка Эдита Груберова, болгарка Веселина Касарова, русская Анна Нетребко. Вообще Мюнхен многим похож на города имперского размаха: Милан , Мадрид , Париж , а в чем-то даже и на Петербург. И он умеет быть элегантным — редкое для Германии качество. Даже бомбардировки Второй мировой не сбили спесь с его пышных особняков и самодовольных бюргерских жилищ. В принципе, можно гулять по городу, не опуская головы, и рассматривать только верхние этажи — с их вязью мозаик и скульптур.
А аналогии с соседними столицами запрограммированы. Современную структуру города четко определил в 1812 году король Максимилиан I: по его распоряжению был разработан и принят «генеральный план перестройки и расширения Мюнхена». Любимый архитектор короля Карл фон Фишер ориентировался на флагманов эпохи — соседнюю Вену и Париж. Ему баварцы обязаны размахом своей столицы: широтой улиц и площадей.