На албанской Ривьере избрали первый способ, и дорога то ползет у моря, то, преодолевая отчаянный подъем, взбирается по гребням, то снова падает вниз. Такие предостережения, как «опасный спуск», не являются здесь редкостью, еще чаще возле дороги встречается надпись «крутой поворот». Зато по сторонам дороги — приветливый и богатый край: дубы и кипарисы
чередуются со смоковницами, апельсиновыми и лимонными деревьями. Кое-где тянутся виноградники, то и дело попадаются орех и гранатовые деревья.
Под вечер перед нами открывается широкая приморская равнина. А спустя полчаса появились огни Саранды; съезжаем по пологому склону, стрелка высотомера останавливается на нуле.
— Так я и знал, кронштейн дал трещину. Это на полдня работы, — слышится из-под машины голос Ольды.
Синяя машина подкатила минут через десять. Результат поездки по Ривьере у нее был точно такой же: требовался ремонт.
Филология, геология, кнедлики
Погода ясная: сегодня с утра на небе ни облачка, дожди минувших дней основательно прополоскали воздух, и он предельно чист. В бинокль отчетливо виден южный берег Поградецкого озера, удаленный от нашего лагеря на двадцать километров. Северное побережье закрыто уходящей в озеро косой с селением Лини. Зато до противоположного берега — рукой подать; кажется, можно прыгнуть в воду и доплыть туда. Но в действительности до югославского города Охрида, согласно карте ровно пятнадцать километров. Здесь, на берегу, мы и разбили свой лагерь.
Мы отправляемся на близлежащие хромовые и железные рудники в Пишкаши. Неподалеку от них группа чехословацких геологов проводит изыскательские работы. Это место называется...
— Попробуйте произнести это как отдельные согласные, но не так, как читается в алфавите «пэ-эр-энь-зе», — внушает нам наш переводчик Наси. — Надо произнести их раздельно: «п-р-нь-з». Ну вот, отлично!
Итак, мы умеем произносить это слово и едем в те места, которые поставили Албанию на пятую ступеньку в мире по добыче хромовой руды. «Газик» карабкается по головокружительным склонам, но вскоре начинается такая круча, что даже машине высокой проходимости не одолеть подъема, и мы продолжаем путь пешком. Около буровых вышек сейчас тишина, люди ушли на обеденный перерыв. В деревянном ящике лежат извлеченные из скважины керны. Результаты многообещающие, и в скором времени эти места начнут сотрясаться от взрывов и рева грузовиков.
Гора в Пишкаши похожа издали на Столовую гору над Кейптауном — такой ровный у нее гребень. Но снизу она вся изрыта, в ее красно-буром нутре роются экскаваторы, добывая тонны драгоценной руды, больше чем наполовину состоящей из металла. Рудный пласт уходит под долину, становясь чем глубже, тем толще. Длинной чередой подходят грузовики с прицепами — это чехословацкие «шкоды». Погрузка идет без передышки.
Мы торопимся, чтобы успеть закончить съемки до сумерек. Больше двух часов потеряно из-за того, что производились взрывные работы. Сейчас на основную территорию разработок уже надвинулась тень от Столовой горы. Но нам во что бы то ни стало нужно завершить съемки сегодня.
Уже в сумерках мы возвращаемся в Поградец вместе с ведущим геологом инженером Папоушеком и буровым мастером Грушкой.
— А знаете что, — говорят они на прощанье, — приезжайте к нам в воскресенье обедать. У нас будет ростбиф с кнедликами.
И вот в воскресенье мы сидим у Папоушеков, дополняем наши знания о добыче руды, расспрашиваем, каким образом возникло карстовое Поградецкое озеро, как из бесчисленного множества микроскопических организмов, в чьих телах содержался кремний, образовались красивые камни, на которые мы натолкнулись в долине реки Ксерия, и наслаждаемся сочным ростбифом с отличными кнедликами.
«Мудрое» озеро
О зеро — как сама жизнь: один его день не похож на другой.
Просыпается озеро с зарей, до завтрака любезничает с кудрявыми облачками, выглядывающими из-за противоположного берега, а потом ведет себя в зависимости от настроения. То закутается в туман, то открывает свое зеркало тростникам, позволяя им любоваться живым волнистым отражением своих стройных тел. Бывает, что озеро упрямо хнычет, словно капризное дитя.
Ярослав Новотный не обращает внимания на эти капризы. Мы собираемся ехать в Поградец, а озеро роняет упрямые слезы. Однако Ярослав, не говоря ни слова, сует за сиденье свою верную «лейку»: мол, посмотрим! К вечеру, когда возвращаемся домой, оказывается, что озеро выплакалось. Теперь оно кокетничает с надменными облаками, поднявшимися на головокружительную высоту, и лишь ждет того мгновения, когда солнце спрячется за албанские горы, чтобы покрасоваться в красках заката.