На Яве вы можете увидеть рядом посев и уборку риса. Идет непрерывная работа над выращиванием двух и более урожаев в год.
Не знаю, что служит для вас мерилом красоты пейзажа. Вероятно, высокие горы, задумчивое озеро, морской прибой или сосновый лес на скалах. Но sce-таки будьте снисходительны к моему вкусу: меня больше всего волнует пейзаж, в котором чувствуется прикосновение руки человека, местность, преображенная им.
Искусственный пейзаж? Да, если хотите. Именно такой я помню равнину, где родился. Куда бы вы ни пришли: в поле, на дорогу, в лес или на берег пруда, — все там говорит об активном вмешательстве человека.
Но все-таки самую удивительную местность, преобразованную человеком в полной гармонии с природой, я увидел во время моего путешествия по Яве. Никогда я не встречал чего-либо в большей степени свидетельствующего о трудолюбии и разумной заботе человека. Здесь каждая пядь земли приносит пользу. И, несмотря на то, что эти «пяди» — собственность мелких земледельцев, пейзаж не дробится, не имеет вид игрушечного огородика — край «остается единым и великолепным.
По склонам гор — от вершины до глубокой долины и вновь кверху, к другой вершине — человеческие руки создали маленькие поля. Но это не «заплаты» на поверхности горы, как у нас. Здесь весь склон нарезали пластами и создали чудесную систему террас, широких на пологих склонах и более узких на крутых. Их границы не прямолинейны, и устанавливались они не искусственно, не геометрически: чуткая рука нащупала их контуры в самом естественном рисунке рельефа почвы. Окаймленные земляной насыпью, лежат здесь одно над другим неподвижные зеркала, и в них отражается синее небо, испещренное прорастающими стебельками риса.
Там, где это нужно человеку, вода стекает по небольшому водостоку на нижнюю террасу, оттуда на следующую, все ниже и ниже, и так до самого ручья в долине, который, наконец, увлекает воду за собой. В результате дождь, пролившийся наверху чистой, дистиллированной водой, достигает долины в виде шоколадной жижи, такой же темной, как плечи купающихся женщин.
Террасы повсюду подставляют свои плоскости солнцу. Хотя одна выше другой всего на каких-нибудь несколько сантиметров, но каждая стремится удержать воду на возможно большем пространстве и в то же время, если понадобится, готова помочь орошению своей «сестры».
Каждый земледелец работает на своем клочке поля для себя. Но испокон веков сложная система орошения и заинтересованность в справедливом распределении воды требовали совместного труда и соблюдения взаимной договоренности при обработке участков. Если крестьянин, обрабатывающий верхнюю террасу, вовремя не пропустит воду, засохнет рис его нижних соседей. Пропустив воду только на одну сторону, он разорит соседа с другой стороны.
Кропотливая работа на своем участке и одновременно тесная связь с соседями — таков первый закон этих полей. И, конечно, одного мужского труда здесь явно недостаточно, мужчинам должны помогать и женщины. Рис очень капризен, без пересадки он не созревает, а пересаживают его руками, стебель за стеблем, из одной воды в другую. Мы читали, что в Азии многим приходится довольствоваться к обеду «чашкой риса». Но мы даже не подозревали, какого огромного труда требует наполнение одной такой чашки.
Риса здесь всегда не хватает, Ява плодородна, но она принадлежит к числу самых густонаселенных районов мира. На одном квадратном километре здесь живет больше людей, чем во многих промышленных областях Европы. И всех должно прокормить земледелие. А сколько плодородной и легко обрабатываемой площади захватили плантаторы для культур, идущих на экспорт! Ява по площади — лишь четырнадцатая часть Индонезии, но здесь живет две трети населения Индонезийской республики. Это сердце островного государства, но сердце, переполненное кровью. Поэтому правительство стремится занять население в промышленности и направить яванских земледельцев в те районы, где имеется излишек земли. Но пока положение таково, что недостаточно ни трудолюбия людей, ни щедрости почвы. Ява вынуждена ввозить рис.
Человек, путешествующий по острову, никогда не поверил бы этому. Он видит столько искусственно созданных полей, которые дают богатейший урожай, что у него глаза разбегаются. Но и любитель более первобытного пейзажа будет поражен тем, как много еще здесь осталось девственных лесов, гор и вулканов.
...Шоссе поднимается в гору. Позади остаются большие пространства, на которых еще можно работать с упряжкой волов. На смену им приходят все более узкие террасы, где место пахаря занимает земледелец с мотыгой. На площадях, слишком маленьких для посева риса, из земли бьет зеленый гейзер банановых листьев. Или же там растут пальмы, и изгибы их листьев показывают, где произошел «атомный взрыв ядрышка», из которого они выросли.
Миновали Богор с белым сказочным дворцом — летней резиденцией президента. Едем вдоль ограды парка, в котором пасутся стада пятнистых ланей и оленят. Пейзаж меняется, поля уступили место деревьям, но вот исчезают и они. Появляются какие-то странные кусты. Их становится все больше и больше. Это чай.
Но вот мы уже вдыхаем горный воздух, из-за елей выглядывают туристские домики и виллы европейцев, проводящих здесь свой уик-энд; мы на высоте 1 300 метров над уровнем моря. Вершина, через которую солнце переваливает на другую сторону хребта, называется Точкой, но это не столько большая точка, сколько настоящий горный перевал.
Наконец мы в Бандунге.
«Алло, алло, Бандунг!» — это были единственные слова, которые публика поняла без переводчика из вступительного слова к нашему кукольному спектаклю. Мы хотели рассказать этим людям о том, как популярен у нас их город, что песенку о нем у нас поют очень часто, что конференцию народов Азии и Африки, которая носит его имя, у нас никогда не забудут. Но достаточно было сказать: «Алло, алло, Бандунг!», чтобы они все это поняли и ответили рукоплесканиями.
Мы тоже аплодировали Бандунгу. Этот город очень красив. Чистый, сердечный. Климат в нем здоровее, чем в Джакарте, потому что он расположен на 800 метров выше. Мы часто прогуливались пешком и вглядывались в его жизнь.
Мы видели улицы с большим движением. Мы побывали в универсальных магазинах и в небольших, маленьких и совсем крохотных лавчонках, расположенных прямо на тротуаре. Уличные торговцы разносили на коромыслах свои товары: овощи, фрукты, топливо, живую рыбу в наполненных водой ушатах. Загадочными показались нам жестяные коробки, по размерам превосходившие наши самые большие молочные бидоны. Если бы они были наполнены какой-нибудь жидкостью, человек не смог бы их поднять, а коромысло, пожалуй, переломилось бы. Но в них был «крупук» — воздушное блюдо из запеченных морских рачков; такой груз весит каких-нибудь шестьдесят килограммов.
Я попросил одного из пробегавших мимо торговцев дать попробовать, сколько весит его поклажа. Но я продержал коромысло на плече всего минутку, и этого было вполне достаточно. Ведь на нем покачивался настоящий ресторан: впереди железная печурка со сковородками, позади столик, маленькие стулья, запас древесного угля и продукты: рыбки, раковины, нанизанные на вертел куски мяса и еще что-то напоминавшее чешские дрожжевые кнедлики.
Таким же образом бродячий сапожник носит свою мастерскую со столиком и коллекцией малоношеных туфель.
Поклажа предсказателей и рассказчиков гораздо легче: они раскладывают на обочине мостовой несколько картинок с изображением сказочных героев и демонов и наряду с гороскопами и астрологическими таблицами предлагают их вниманию прохожих.