Самолет мчится над морем.
«Интересно, откуда поднялся тот летчик, что пришел на смену?»
Аэродром... Горлов представил бетонные полосы, порядок во всем, столовую, столики с белыми скатертями.
— Слушай, морячок. Сообщи самочувствие, — слышит он голос.
— Превосходное. Обледенел фонарь. Спирта нет. Я слеп, будто выкололи глаза. Тяну на красной, — отвечает Горлов неведомому собеседнику.
— Плохо, — Горлов узнает голос летчика, что вылетел ему на смену. — Ты Сидориху знаешь?
— Какую еще Сидориху?
— Дыра, — сочувственно сообщает летчик. — Но ближе ничего нет. Слушай внимательно!
Он сыплет цифрами. По коду объясняет, как пробить облачность и выйти на посадочный курс.
Горлов взглянул на карту. Действительно, ближе ничего нет. Но что это за Сидориха? Ее не видать на карте. Какая-нибудь посадочная площадка для геологов? Бочка с бензином, шест с флагом и ладонь ровного грунта среди скал?..
— Попробуй вызвать, — летчик называет позывные и отключается.
Но загадочная Сидориха не отзывается.
К фонарю плотной коркой прирос лед. На непроглядном фоне ночи он походит на зеленоватых медуз, запутавшихся в паутине морозных узоров.
В этом зеленом тумане Горлов берет курс на Сидориху.
Пальцы на ручке управления чуть дрожат.
«Это страх. Нет человека, которому он неведом. Но тебе надо его победить. Ты осознаешь опасность, но все равно не думай о ней. Когда человек попадает в переплет, он должен думать о другом. Твой самолет идет прямо к этой загадочной Сидорихе. Твои глаза привычно отмечают показания приборов, и пальцы, застывшие на ручке, машинально делают свое дело.
Проклятая слепота. Кто мог предусмотреть, что у тебя так обледенеет фонарь? Этот чужак здорово помотал тебя в облаках... И все равно — не позволяй страху овладеть тобой.
Минуты, минуты... За это время надо решить сотни задач. Не на бумаге, в уме! Определи местонахождение, рассчитай верный курс, выдержи постоянный угол спуска... Ошибка в полградуса — и все.
Руками ты ведешь еще послушный самолет. А куда и как вести — должен подсказать ум. В миллионах клетках твоего мозга хранится много всякого... Ты долго жил и много видел. Твое поколение сделало кое-что. Сейчас ты занят другим — главным, срочным, но это живет в тебе.
Ты был мальчишкой, ты прочитал книжку «Летчик-испытатель» и захотел летать. Помнишь…
«У меня была мечта...
Я не могу сказать, в чем она заключалась. Могу только сказать, что желание летать было одним из ее проявлений. Так было в дни моей ранней молодости... И вот я стал летать...»
Это слова американского испытателя Джимми Коллинза. Он был хорошим человеком и честным коммунистом. И превосходным летчиком».
Самолет скользит вниз. Маленькие стальные крылья пока держат его.
«Не волнуйся. Делай свое дело спокойно. Стань бесстрастным, как автопилот, и сохрани те силы, те нервы, которые потребуются для посадки. Это будет самая тяжелая в твоей жизни посадка. Если она будет... Она будет. Ты не позволишь самолету разбиться. Отличная машина. Она тянет, она выручает тебя...
...Стал летать. В первый раз поднялся в воздух. И сразу потерял аэродром. Показалось, он сзади. А инструктор кивнул в сторону, где стояли крошечные, крестики самолетов.
Ты думал, тебе никогда не научиться выдерживать капот-горизонт, высоту, скорость, летать прямо, а не так, чтобы самолет рыскал как слепой, из стороны в сторону.
Стартовый наряд...
На раскаленном от зноя аэродроме винты взбивают пыль. Пыль лезет в рот, глаза и уши. И белый флажок машет товарищам.
Желтое, приземистое здание учебно-летного отдела.
Глиссады, формулы, чертежи, которые помогали понять, какая сила движет самолет вперед и держит в воздухе.
И снова зябкий сумрак утра. Снова полеты.
А потом ты полетел один...
Самолет зазвенел расчалками, прыгнул вверх м оторопел перед выбором — или провалиться вниз, или лететь дальше. Стрелки мигают зелёными цифрами: не унывай, будешь летать... Впереди не маячит полова инструктора, и можно ощущать все вокруг: и цвет облаков, и свист ветра, и мощь мотора, и смотреть сколько угодно на тесную землю».
Горлов опустил голову к часам. Прошло три минуты с тех пор, как он свернул к берегу. Скорость медленно падает. Теперь двигатель шумит, как примус.
Сидориха не отвечает.
Молчит и летчик, сменивший Горлова. Он теперь ушел далеко и не слышит.