Академик И.М. Губкин вспоминал позднее об этих днях:
«Обычно нефть шла из Эмбенского района водным путем. Но как вывезти нефть зимой из пустынного края, где гуляли снежные бураны?
Вспомнили, что единственным транспортным средством в степях, засыпанных снегом, может быть только верблюд, а единственной посудой, в которую можно налить нефть, являлись 8—10-пудовые бочки. На каждого верблюда можно было нагрузить не более двух наполненных нефтью бочек, то есть около 16—20 пудов. Если бы удалось снарядить несколько караванов, то можно было бы вывезти в Уральск несколько сот тонн нефти и направить ее оттуда на помощь Москве.
Ленин одобрил этот план».
Бочки собирали где только возможно — даже с этим было трудно в те годы! Но их собрали, переправили на Эмбу. 15—20 тысяч пудов нефти — минимальная, но необходимая промышленности Москвы доза — были доставлены караванами по назначению.
Так был выполнен ленинский наказ. 15 марта 1920 года Владимир Ильич выступал с речью перед делегатами Всероссийского съезда рабочих водного транспорта.
— Все зависит, может быть, от топлива, — говорил он, — но положение с топливом теперь лучше, чем в прошлом году. Мы дров можем сплавить больше, если не допустим беспорядка. У нас во много раз дело обстоит лучше с нефтью, не говоря уже о том, что Грозный, наверное, в близком будущем будет в наших руках, и если это все-таки еще вопрос, то эмбенская промышленность в наших руках, а там от 10 до 14 миллионов пудов нефти сейчас уже имеются.
О дальнейших событиях, связанных с ленинскими пометками в атласе, я узнал из записок В.А. Радус-Зеньковича, работавшего в годы гражданской войны председателем Саратовского губернского исполкома и Реввоенсовета Поволжской армии. Старый коммунист вспоминал о том, как в конце девятнадцатого — начале двадцатого года был «поставлен в повестку дня» проект срочного строительства железной дороги от Гурьева через нефтепромыслы Доссор и Макат к тупиковой станции Александров-Гай (Алгай). Параллельно должен был протянуться нефтепровод.
«Владимир Ильич, — писал В.А. Радус-Зенькович, — вникая во все детали строительства дороги, дает ряд новых указаний. В телеграмме М.В. Фрунзе (Туркестанский фронт) указывалось, что к началу весенних работ по линии Алгай — Гребенщиково должны быть размещены для земляных работ 6 тысяч чернорабочих, на участке Гребенщиково — Эмба особое внимание обратить на доставку воды и хранение ее...»
Гребенщиково стало важным ориентиром: около этого хутора железная дорога и нефтепровод должны были пересечь реку Урал. Наверное, поэтому Владимир Ильич и нанес на карту железнодорожного атласа этот казачий хутор.
А вскоре стал доступен нефтяной Кавказ. Оттуда потянулись в центральную Россию составы с топливом. Проект дороги и нефтепровода на Александров-Гай потерял свое значение. Вместо них позднее проложили нефтепровод и железную дорогу от Эмбы в сторону промышленного Урала, на Орск и Оренбург.
Такова история, связанная еще с двумя пометками в атласе Ленина. История еще одной замечательной победы молодой республики. Победы в борьбе против интервенции и контрреволюции и s мирном хозяйственном строительстве.
Фото М. Грачева
А. Шамаро, наш спец. корр.
«И стон один, и клич: Россия!..»
Окончание. Начало в № 3
Цена молчания
Александра Пеева вводят в кабинет следователя. Голая, казарменного вида комната. Грязные, в потеках стены. Зарешеченное окно. Еще одна дверь. В нескольких метрах от стола привинченный к полу табурет. Впрочем, обстановка знакомая: как адвокат, он не раз бывал на свиданиях с подзащитными в подобных кабинетах. Только вот вторая дверь... Это непривычно. Куда она ведет?..
За столом — следователь в военной форме, в чине штабс-капитана. У окна — еще двое. С одним он, кажется, знаком: командующий Первой армией генерал Кочо Стоянов. Второй, полковник — мрачная личность. Тяжелые плечи, длинные, как у гориллы, руки. Из-под густых бровей — угрюмый взгляд.
— Прошу садиться, — приглашает генерал Стоянов.
Адвокат внимательно смотрит на него. Голос молодого генерала ровен, манеры сдержанны. Конечно, рисуется, позер.
Пеев садится. Все молчат.
Следователь поворачивает рефлектор лампы, и на Пеева падает яркий пучок света. Полоса света отделяет его от остальных в этой комнате. Они как бы стушевываются в полумраке.