Министр Михов вошел, как всегда, стремительно. Одновременно с ним из дверей кабинета появились генерал Кочо Стоянов и доктор Делиус.
— Господа! — заторопился Михов, не дожидаясь, когда перестанут скрипеть кресла. — Генерал Стоянов должен сообщить вам нечто чрезвычайное. Прошу!
Кочо встал, неторопливо оглядел лица присутствующих: «Кто из них?» — и без предисловий начал:
— В Софии с помощью немецкой военной разведки раскрыта советская радиофицированная резидентура. Ее руководитель — известный столичный адвокат Александр Пеев.
По залу прошел шумок: многие знали адвоката или по крайней мере слышали о нем.
— Перехвачены радиограммы. Они свидетельствуют, что резидентура располагала широкой сетью информаторов. Возможно, что Александр Пеев, как бывший офицер, использовал свои знакомства и в военных кругах...
Стоянов зачитал некоторые радиограммы, однако ни словом не упомянул о донесении, раскрывающем замысел немецкого наступления, и об ответе на него из Москвы. Докладывая, он продолжал разглядывать членов совета. «Кто?»
Он закончил доклад, помедлил и сказал:
— Наиболее ценные сведения поставлял Пееву некто по кличке «Журин»...
Ни одно лицо не дрогнуло, никто не заерзал. «Нет, не может быть, чтобы кто-то из этих генералов...»
— У нас есть все возможности, чтобы обнаружить эту личность в самое ближайшее время!
Кочо сел. Министр повторил, что он чрезвычайно обеспокоен этим известием и в то же время глубоко благодарен немецким друзьям за сотрудничество (поклон в сторону доктора Делиуса).
— Приказываю каждому члену высшего совета проверить в своем управлении, штабе и отделе все возможные каналы утечки военной информации, — сказал Михов. — Враги трона и государства должны быть обезврежены.
На этом заседание закончилось.
Александр Пеев и Никифор Никифоров
Генерал Никифор Никифоров узнал об аресте адвоката в первый же вечер, 16 апреля.
Жена Пеева Елисавета — ее арестовали вместе с мужем — упросила, чтобы разрешили захватить с собой вещи. Возвращаясь в перевернутую вверх дном квартиру, она столкнулась на лестнице с соседом, с которым дружили Пеевы. Шепнула:
— Площадь Райко, дом генерала Никифорова. Скажите ему, что мы все арестованы.
Никифоров и Пеев познакомились сорок лет назад, в стенах юнкерского училища.
В роду Никифоровых, людей «военной косточки», незыблемой традицией была любовь к России. Это были годы первой русской революции 1905 года, нашедшей отклик и в среде болгарской интеллигенции, у молодежи. Даже в стенах царского военного училища образовался тайный социалистический кружок. В него вошли одиннадцать юнкеров. В их числе Никифор Никифоров. Руководителем кружка стал Александр Пеев, весьма образованный, начитанный юноша, страстно увлеченный революционными идеями.
Общность интересов проявилась и в том, что оба — Никифор и Александр — поступили на юридический факультет. Никифоров начал к тому же работать репортером в газете «Комбана» («Колокол») — левом издании антимонархического направления. А Пеев все свободное время стал отдавать социалистическим кружкам, марксистской литературе.
Началась Балканская война. Оба оказались на одном участке фронта. Оба были награждены «крестами за храбрость» и повышены в чинах. За Балканской последовала первая мировая война. И снова бои, чины, «кресты за храбрость»... Волей своих правителей, вопреки чувствам народа Болгария в первой мировой войне выступила на стороне Германии, против России. Война окончилась для страны поражением и позором...
После войны, оставив службу, Никифоров и Пеев завершили юридическое образование. Александр стал адвокатом и профессионалом-революционером. Никифор же вернулся в армию и начал быстро продвигаться по служебной лестнице: военный прокурор в Софии, председатель военного суда в Русе, председатель высшего военного кассационного суда...
Он оказался талантливым юристом, энергичным и исполнительным. За два года до начала второй мировой войны был произведен в чин генерала и назначен начальником судебного отдела военного министерства и членом высшего военного совета.
С семейством Пеевых Никифоровы поддерживали дружбу. Александр Пеев стал известным столичным адвокатом. А второй стороной его жизни, если она и существовала, Никифоров предпочитал не интересоваться.