В «хождениях» щедро рассыпаны сведения по экономике дальних стран. Купцу, придворному домоправителю, да и просто рачительному хозяину не могло не запомниться подробное описание техники производства различных сортов сахара в Египте или рассказ о том, как используются смолы, плавающие на поверхности страшного, богом проклятого Мертвого моря — оно же Содомское: «Ту смолу емлют и мажут виноград, на котором черви появляются... а серу емлют и продают купцам, а купцы тою серою конопатят корабли».
И конечно, одна из самых любопытных сторон путевых очерков — многочисленные описания диковинной фауны и флоры. Тут и подробное повествование о фантастическом обилии птиц и зверей, обитающих в низовьях Дона. И полный юмора эпизод о том, как странник впервые увидел крокодила — «лютого зверя» в комнате у «аптекаря немчина венецкого». Правда, крокодил оказался не живой, а высушенный. Но тут же, рядом, обнаружился и маленький живой, со связанною пастью, дабы «не уела».
Нельзя не привести полностью и замечательного в своем роде описания птицы строфокамила, то бишь страуса: «Птица Строфокамил высотою человеку в плеча, а глава у ней аки утичья, а у ног копыто на двое, а ноги долги аки у журавля, крыла у нея аки кожаныя, ходит по земле, а летает мало; а бьет человека, кто ее раздражнит, ногою и копытом».
...И ставил себе такую задачу повествователь или нет, но изображенный им мир являл слушателю или читателю новые границы, невольно разрастался вширь, делался панорамнее, округлей. Там, за горами и за морями, где живут иные племена и народы и говорят по-чужому, там, оказывается, столько похожего на твою и мою жизнь: так же улыбаются и так же горюют, так же встают по утрам для труда, под петушиное пение и блеянье овец.
Читатель «хождения» не только приобщался к лицезрению иных земель, но, может быть, незаметно для себя обогащал душу особым внутренним видением — темные завесы отступали в сознании, и оно взрослело.
«Заутра же... сидехом в дому и писахом путники». А эти слова из дневника Василия Григоровича-Барского. Судя по тому, что с первых же дней путешествия своего в италийскую землю приятели регулярно заполняют «путники», мы можем предполагать: что-то существенно изменилось в юношах, паломничество отныне они понимают как труд и долг, а не как забаву.
Дорога пролегала через Карпаты. Здесь спутники немало подивились низко ходящим облакам, про которые Василий сообщает, что они «к главам нашим касахуся».
Из обстоятельных записей Василия мы узнаем, что дневные переходы путников, как правило, невелики. Нужно беречь силы. Много уходит времени на то, чтобы обзавестись надежными «патентами» на следующий отрезок пути: в каждом городе стража проверяет документы и свидетельства. Немаловажна и забота о хлебе насущном. Не все жители одинаково странноприимны. То и дело паломникам приходится просить милостыню; кто даст мелкую монету, кто ломоть хлеба — и на том благодаренье. Часто ночуют они в случайных местах, на куче соломы в каком-нибудь сарае, а то и просто за обочиной дороги под деревом...
И хотя на страницах «Странствования» Василия немало экзотических реалий, они все-таки занимают здесь второстепенное место. Дневник Барского — документ уже позднего времени. Барскому важно было рассказать не только об увиденном, но и о себе самом, о том, что он пережил за долгие месяцы пешего труда.
Преодолев снежные Альпы, Василий с Иустином вступают на землю Италии. Невзгодам, болезням и другим лишениям, которые здесь в изобилии обрушиваются на автора «Странствования», чтобы уже до самой смерти почти непрерывно держать его в плену, всему этому мы вряд ли найдем равновес в чьей-либо еще паломнической биографии.
Но пусть скажет сам Барский: «От горячности солнечной в летнее время кровавый от телесе, даже с болезнию сердца и главы, изобильно истекает пот и кости расслабевают тако, яко ни ясти, ни пити, ниже глаголати... в время осеннее, дождливое, наипаче еще случается далече от града или веси, на поли или в дубраве, претерпевает лияния и ветры, дрожа и стеня сердцем, иногда же и плача... понеже не имеет ни единаго рубища суха на мезерном телеси своем, весь сый хладом пронзен, а дождем облиян... во время зимы хлады, мразы, снега, с омертвением внешних и внутренних членов, претерпевает, иногда же, не могий стерпети, безвременно жизнь свою скончавает, ни единаго не имеяй члена тепла, один точию дух тепл им же дышет».
...Безлюдная скалистая земля. Последние десятки верст перед Баром спутники идут морским берегом, без дороги и почти без питья и еды, «множицею валяясь при пути, на поли пустом и на зной солнечном». Кромка берега загромождена кремнистыми осыпями. Ходьба нестерпима для ног, израненных острыми камнями. То и дело приходится раздеваться донага, чтобы преодолевать вброд стремительные потоки. Камни ерзают под ступнями, вода сшибает с ног, узлы с одеждой намокают, тут и вправду заплачешь!