Тяжелые, мрачные облака стали прижимать самолет все ниже и ниже к поверхности льда. Косые линии мокрого снега с клочьями промозглого тумана охватили машину, покрывая ее тонкой корочкой глянцевого льда.
Высота упала до 50 метров, и лед проглядывался только под самолетом. Вокруг стояла свинцовая мгла, сквозь которую едва просвечивали ходовые огни на концах крыльев.
Обледенение усиливалось. Были пущены в ход все антиобледенительные средства, чтобы не дать сковать самолет ледяной пленкой, которая как панцирь все больше и больше охватывала лобовые части машины. Куски льда, смываемые спиртом с винтов, с грохотом, как пулеметные очереди, били по двойной обшивке фюзеляжа, и запах алкоголя проникал внутрь кабин.
— Грибков бы, рыжичков сейчас на закуску! — щелкнув пальцем по горлу, пошутил Каш. Гидросамолет, отяжелев, вздрагивал, как загнанная лошадь. Скорость упала до 140.
— Надо уходить наверх! Льдом порвало все наружные антенны, связь прекратилась.
Черевичный молча кивнул и до отказа дал газ обоим моторам. Вибрируя и резко вздрагивая, летающая лодка поползла вверх.
— Лед, лед, теряем из виду! — закричал Гордиенко, бросаясь ко мне в штурманскую кабину. Я молча показал ему на иллюминатор, через который была видна лобовая часть левого крыла, изуродованного бугристым наростом матового льда. Он понимающе кивнул и тяжело опустился в кресло.
— Что же будет дальше?
— Вырвемся на верхнюю границу облачности, там обледенение прекратится.
Я внимательно следил за приборами. Скорость упала до 130. Стрелки спидометров нервно подрагивали — самый убедительный признак, что приемники приборов тоже покрываются льдом, хотя и был включен подогрев. Но зато на высотомере стрелка медленно, но упорно ползла вверх: 700... 750... 800... 1100... «Еще, ну, милые, еще метров 400 — и мы вырвемся, вырвемся! А если нет? Если лед обезобразит аэродинамическую форму самолета и отяжелит его мертвыми объятиями, и, потеряв управление, машина бесформенной глыбой рухнет?»
Вспышка красной сигнальной лампы на приборном щитке прервала мои невеселые мысли. Я быстро вошел в пилотскую. Здесь было тише.
Внешне оба летчика спокойны, только сузившиеся глаза Черевичного и крупные капли пота на лице Каша выдавали их состояние. Кивнув на трубку приемника температуры наружного воздуха — на ее конце блестел грибовидный нарост, — Черевичный показал рукой начало снижения.
— Нет, Иван Иванович, только вверх! Выдержит машина... Еще полторы-две минуты. Скоро граница!
— Моторы греются! Сбросил газ, лишь бы не терять набора высоты... А как связь?
— Связи нет! Восстановим после набора. Все антенны оборваны. Патарушин готовит новую, выпускную.
Мы замолчали. Вибрация усиливалась. Мелкая дрожь прерывалась короткими резкими встряхиваниями, от которых лязгали зубы, но машина упорно лезла вверх. Сколько раз мы попадали в обледенения во время полетов над этими районами. Часами находясь, в воздухе без связи, бросаясь то вверх, то вниз в поисках слоев, где нет обледенения... Сколько раз уже подыскивали глазами сносное ледяное поле, где нашей лодке можно было бы упасть на брюхо...
А сейчас? Быть может, где-то допустили ошибку? Надо было бы прижаться к поверхности океана и на бреющем полете продолжать маршрут? А еще проще, встретив обледенение, — вернуться?
Вернуться? А караваны кораблей? А упущенное время? Конец августа — циклон за циклоном! Вернее ждать ухудшения погоды и не надеяться на лучшую. Нет, мы не ошиблись! Все было продумано, обсуждено, взвешено. Разведку необходимо выполнить.
Неожиданно до боли яркий свет резанул по глазам.
— Солнце! Вырвались!..
Умиротворенно и устало рокотали моторы. Отяжелевшая от наростов льда машина низко скользила над верхней кромкой плотной облачности, купаясь в золотом свете полярного ночного солнца. Небо, словно опрокинутая чаша голубого фарфора, казалось, звенело от кристальной чистоты прозрачного воздуха, и ничто не напоминало, что там, внизу, за мертвенно-серой пеленой, ледяной хаос!
Оставив за управлением второго пилота, все собрались в штурманской рубке. Иван, жадно затягиваясь «Беломором», озабоченно спросил:
— Этот отрезок океана, который мы потеряли, уходя от обледенения, здорово помешает оценке состояния льдов?
Гидрологи, переглянувшись, медлили с ответом. Мы, конечно, понимали, что для составления хорошего прогноза нужна детальная разведка по всему маршруту, но была ли она хоть раз такой, как требовало писанное в кабинетах руководство? А потому, не выдержав молчания ученых, я резко бросил: