А сезам... не открывается
Итак, год 1972-й, сентябрь. На острове Оук работает последняя из известных пока экспедиций. Ее начальник, Дэниел Блэнкеншип, собирается проникнуть в глубь скального основания острова, чтобы дать наконец ответ на загадку, волнующую искателей сокровищ вот уже почти 200 лет.
Первый проверочный спуск произошел 16 сентября. Блэнкеншип дошел до глубины 170 футов и опробовал аппаратуру. Все нормально. Через два дня — повторный спуск. Теперь уже Дэн решил достичь самой «сокровищницы» и немного осмотреться там. Погружение шло как по маслу. За две минуты Блэнкеншип добрался до нижнего конца 180-футовой металлической трубы, затем проскользнул в шахту в скальной породе, и вот он уже на дне «камеры сокровищ». Первое впечатление — разочарование: ничего не видно. Вода мутна, а свет фонаря пробивает ее не далее чем на метр. Через полторы минуты Дэн дернул за трос: можно поднимать.
— Почти ничего не видно, — рассказывает он на поверхности. — На три фута видно, дальше — мрак. Впрочем, ясно, это большая полость, и в ней что-то есть. Что есть — трудно сказать: надо больше света. На дне какой-то мусор, обломки, все занесено илом. Из-за ила-то вода и мутная. В следующий раз разгляжу побольше. Самое главное — добрался!
21 сентября — третья попытка. На этот раз Блэнкеншип опустил в камеру мощный источник света: две автомобильные фары на небольшой платформе. Затем пошел вниз сам. Результат плачевный: фары не справились с задачей, пробить мутную илистую воду им не удалось. Последняя надежда на фотоаппарат со вспышкой. Спустившись вниз 23 сентября, Блэнкеншип понял: это тоже не выход. Снимая легководолазный костюм, он удрученно жаловался товарищам;
— Фотографировать бессмысленно. Я даже не смог понять, где у этого чертового фотоаппарата перед, а где зад. В общем, щелкать там затвором — пустая трата времени. Да и фары ни к чему. Такое ощущение, будто их вовсе нет. Обидно. Спускаешься на большую глубину, знаешь, что там что-то есть, и тут от малейшего движения вздымаются тучи ила, и ни черта не видно. Все хорошо, пока не попадешь в полость, там дело идет насмарку.
Итак, остров упорно хранит свою тайну. Многое уже известно, но дать ответ на главный вопрос — есть ли там сокровище и что оно собой представляет — не способен никто. Пролить свет на загадку острова Оук может либо новый серьезный исследователь, либо Дэниел Блэнкеншип. А Блэнкеншип... отмалчивается.
— Пока не буду делать никаких заявлений, — говорит он. — Я не собираюсь никому ничего рассказывать до тех пор, пока не выясню все до конца. Не хочу, чтобы толпы чертовых идиотов на каждом углу кричали, будто именно они открыли мне секрет. Не хочу, чтобы здесь шла грызня из-за богатства. Единственное, что могу сказать о сокровище, — пираты здесь ни при чем. Мне кажется, я знаю, что находится внизу, и эта штуковина грандиознее, чем все, что можно себе вообразить... Теории о сокровище инков, английских монахов и прочие любопытны, но неправдоподобны. Это все вокруг истины, а не сама истина. То, что находится под островом, оставляет позади любую теорию. Все теории или легенды меркнут в лучах того, о чем догадываюсь я... А пираты ни при чем. Точно! Если бы я думал, что здесь приложил руку капитан Кидд, меня бы на острове не было. Капитан Кидд — мальчишка по сравнению с теми, кто на самом деле рыл здесь туннели. Эти люди не чета пиратам, они были куда как значительнее, чем все пираты всех времен, вместе взятые...
Виталий Бабенко
Лунный оазис
5 апреля
Сегодня на Луне была прекрасная лунная ночь. «Уить, уить!» — дремотно кричала какая-то птица в лугах. Закинув руки под голову, я лежал на копне сена и смотрел, как всплывает лунный диск, как мерно разливается его сияние, подвижным серебром понизу блестит речной перекат, а от ближних берез ложатся черные, растушеванные тени. Далеко за тем берегом мерцающей точкой вспыхнул огонек костра, и оттуда, приглушенное расстоянием, донеслось лошадиное ржание.
Вы, очевидно, решили, что я издеваюсь над вами. Какое сено, какие костры, дали и лошади могут быть в лунном городе?! И, простите, как на Луне может всходить луна?
Однако я описал точно, что видел и слышал, не приврав ни единого слова. Все было так, как я рассказывал. Хотите, привезу засохший цветок? Он запутался в волосах, когда я лежал на сене, и еще хранит свой запах...
Хорошо, начну сначала, как добросовестный повествователь, а то, чего доброго, вы действительно заподозрите, что со мной не все в порядке.