От городка Некемпт к месту обитания Кефегу еще три дня пути — через иссохшие русла рек, через заросли кустарника, в котором человек теряется, как в океане, по земле, усеянной кварцевыми и базальтовыми обломками, режущими босые подошвы. Дорог тут никогда не было, кроме одной — государственной, ведущей от Аддис-Абебы в Гимби.
Где-то в конце третьего дня пешего пути начиналась местность, где можно найти человека по имени Кефегу. Он обитал в такой же хижине, как одиннадцать миллионов амхарских крестьян.
На более-менее ровной площадке с помощью веревки обводили круг радиусом в два метра. По периметру тесно набивали колья из тамариска и переплетали их эвкалиптовым лыком. Так возникали неплотные, пропускающие воздух стены. Для конусообразной крыши применяли связки сушеного тростника. Вместо двери — занавеска. Перед хижиной очаг — несколько камней. Прямо на голую землю клали охапку сена и гибкие веточки. Все. Ни светильника, ни мебели.
Такую хижину можно было поставить лишь на земле, которая принадлежала крестьянину. И если недалеко было поле и источник. Низкие урожаи заставляли крестьянина искать и засеивать все больше земли. Оттого и деревни в этих местах не сложились.
Кефегу ничего не знал о своих предках. Не ведал, что существуют другие страны. Не осознавал и существования Эфиопии как государства.
В своей одинокой хижине Кефегу обитал с женой и шестью детьми. Он не помнил, сколько сезонов косил тефф, сколько вырастил козлят, сколько раз тащил деревянную лохань для поливки поля.
Никогда в жизни он не ел досыта, как и его отец, и его дети. Эфиопский деликатес — харенгу, безвкусную серо-зеленую лепешку из теффа, на которой лежит кусок баранины в жгучей подливке и горсть дробленого сыра,— он ел всего три раза в жизни. Мясо доводилось попробовать лишь тогда, когда сосед, владелец ружья, добывал в зарослях антилопу.
Своим просом Кефегу мог бы прокормить семью. Но после уборки урожая из каждых десяти мер зерна восемь он отдавал ростовщику по имени Ханганхор.
Теперь уже трудно объяснить, когда и откуда взялся этот обычай. Возможно, что какой-нибудь предок Кефегу после засухи оказался на мели и задолжал местному ростовщику. Известно только, что еще во второй половине прошлого века все окрестные крестьяне стали должниками ростовщика.
08-02
Потом все пошло обычным путем Ростовщик передал долги другому, а тот требовал немедленной уплаты. Поскольку платить было нечем, церковный суд (а других тогда в Эфиопии не было) постановил, что крестьянская земля принадлежит ростовщику. Тот продал потом землю князю Макконнену, родственнику императора.
Мне случалось встречаться с князем Макконненом, владельцем провинции Воллега, тогдашним постоянным представителем Эфиопии в ООН. Он, естественно, был выпускником Оксфордского университета, его английский был безупречен, манеры образцовы.
Скорее всего князь никогда не бывал в своей провинции, куда можно было с трудом добраться лишь на вездеходе. Более того, боюсь, что оксфордское образование не помогло ему заметить, какой парадоксальный процесс развивается в тогдашней Эфиопии. Когда во всем мире крестьянство шло от феодальной зависимости к владению землей, в Эфиопии было наоборот. Крестьянам во время оно удалось избавиться от власти церкви и получить относительную свободу, но в последние сто лет они попали в крепостную зависимость от феодалов. Князь никогда не узнал бы о судьбе человека по имени Кефегу, если бы не события весны 1974 года.
Во время первой весенней пахоты Кефегу лишился плуга. Вообще-то плугом орудие, которым он разрыхлял почву, назвать трудно. Непонятно было, почему «плуг» сломался,— делают его из твердого дерева и он может по служить лет сто. Новый обошелся бы в двадцать быров (примерно десять долларов). Такого расхода Кефегу позволить себе не мог. Три дня спустя у него пал буйвол.
Кефегу послал детей разбивать комья земли палками. Жена выпросила у соседа железную мотыгу и принялась исступленно долбить землю, пока у нее не хрустнуло в пояснице. А через два дня сосед мотыгу отобрал. Кефегу понял, что без буйвола и плуга ему конец. Откуда взять теперь восемь мер проса для уплаты процентов и две на пропитание семьи?
Единственный выход — обратиться к ростовщику Ханганхору. Кефегу и прочие крестьяне видели в нем посланца богачей, которые, безусловно, каждый день ели харенгу и обитали в деревянных домах с садом. Они в свою очередь, выплачивали проценты еще более невообразимым богачам из Аддис Абебы, которые коленопреклоненно, бия челом о землю, приносили деньги князю Макконнену.