Вот площадь, где три столетия назад гудел большой великоустюжский торг. Вдоль длинных рядов качались на ветру шкурки соболей и белок, сверкало на солнце черненое столовое серебро, ореховым цветом переливалась шемогодская резьба по бересте, золотился на шкатулках «мороз по жести»...
Многие традиционные народные искусства перекочевали в день сегодняшний. Скажем, судьба великоустюжского чернения по серебру поистине счастливая, но вот старинный северный промысел «мороз по жести» пережил свой взлет еще в середине прошлого столетия.
Изделия этого рукомесла я видела в местном краеведческом музее. Небольшие ларцы и шкатулки, обитые жестью, а поверх — крест-накрест — узкие ленточки из того же металла. Покрывающая ларцы жесть непростая, золотистая по цвету, с прозрачной игрой снежинок и листьев. Точь-в-точь как морозный узор на окне. Это и есть «мороз по жести» — искусство тонкое и сложное, секреты которого передавались от отца к сыну и были достоянием немногих семей.
Как возникло и сложилось это самобытное искусство Великого Устюга, сведений найти не удалось. Но сохранились фамилии мастеров: Насоновский, братья Иван и Никблай Старковские, Савватий и Николай Цыбасовы. Оставили свои фамильные вещи мастера Панов, Булатов, Торлов.
«Мороз по жести» — а именно под таким названием сохранилось в памяти народной это ремесло — заключалось не только в создании жестяного покрытия с рисунком, как на морозном окне, но и в изготовлении деревянного сундучка с хитроумными секретными замками.
В Ростовский краеведческий музей недавно передали шкатулку, сделанную три столетия назад Егором Пановым. И хотя «мороз» на ларчике несколько «стаял», но само изделие сохранилось. Ларчик открыть непросто. Привинченное к крышке кольцо нужно повернуть определенное число раз, и тогда в верхней части сундучка откроется тайник, хранящий два ключика. Затем следует нажать на потайные детали на боковых стенках, и тотчас кружевные накладные узоры сдвинутся, обнажив два замочных отверстия. Если вставить и повернуть ключи: послышится музыка. При этом верхняя крышка ларца поднимается. Внутри еще одна крышка. Но открыть ее так же непросто, как и первую. Нужно найти незаметный для глаза выступ и нажать на него пальцем...
В боковых стенках шкатулки имеются два потайных металлических стержня, ввинчивающихся в пол. Попробуй оторви!
В таких шкатулках хранились деньги, документы. Еще в прошлом веке устюжане вывозили их на Ирбитскую и Нижегородскую ярмарки, и там шкатулки охотно раскупали купцы из Турции, Персии.
Последний шкатулочник, представитель старого отряда устюжских умельцев, Пантелеймон Антонович Сосновский, умер несколько лет назад на 97-м году жизни. Он работал до последних дней и оставил ряд уникальных шкатулок. Старый мастер беспокоился о судьбе своего ремесла, звал к себе учеников, но, как это часто бывает, всерьез заинтересовались его секретами слишком поздно...
После смерти Сосновского казалось, что этот устюжский промысел погиб. Но вот пытливому художнику-самоучке Борису Александровичу Холмогорову удалось восстановить не только технологию морозного узора, но и секреты замков и музыки.
Холмогоров живет на окраине города, в тихом переулке, в простом рубленом доме с березками под окнами. Войдя в дом, я сразу же оказалась в... музее. На полках, на полу и на столе стояли туеса, резные доски, солоницы, берестяные хлебницы и шкатулки. В комнате пахло хорошо выстоявшейся древесиной.
На книжной полке увидел старинный фолиант в выцветшем зеленоватом коленкоровом переплете. «Орнаменты, издательство Вольфа, 1898 год» — тиснено золотом на титульном листе.
— Откуда у вас эта редкая книга, Борис Александрович?
— Подарил один старичок. «Бери,— говорит,— Борис, видишь, сколько здесь узоров — и русских, и арабских, и французских, и индийских,— может, пригодится в твоем ремесле». И знаете, очень пригодилось. Особенно в резьбе по дереву помогает, и когда просечное железо делаю. Многие старые орнаменты теперь уж позабыты.
Мастер был еще не стар, худощав и невысок. Он дал мне осмотреться и только после этого стал рассказывать о себе.
— Род мой, как видно по фамилии, из-под Архангельска Прадед был холмогорским косторезом, дед — резником по камню. Помню, как он вечерами вырезал нам из дерева игрушки, а мы, ребятишки, сидели на полу и смотрели на его руки. Ждали чуда. После школы мне, как и многим ребятам из нашего класса, захотелось иметь современную профессию. Стал шофером, но долго не выдержал. Каждую свободную минуту тянуло что-нибудь да смастерить. Постепенно испробовал почти все наши северные промыслы — резьбу по бересте, финифть, инкрустацию и резьбу по дереву.