Борис Александрович показывает мне пахнущие березовой рощей шкатулки из бересты. Одни — для рукоделия, другие — для соли, перца и чая, и третьи, большие, для хлеба. Тут же рядом финифть — тонкие полевые цветы на белоснежной эмали, и причудливое кружево просечного железа... — Хотелось делать вещи красивые, добротные, как в старину делали,— говорит мастер, уловив мое внимание к ларцу, обитому жестью. — Стал я собирать старые изделия народных мастеров, в основном выменивал их, покупал редкие книги по искусству — по ним изучал традиции и историю северных промыслов.
— А как же удалось возродить «мороз по жести»?
— Случай помог. На фабрике, где я тогда работал, открыли цех художественных изделий. Начальник цеха пригласил меня наладить производство подарочных шкатулок. Там я и занялся этим древним промыслом.
Холмогоров рылся в музейных архивах, разыскивал людей, близко знавших мастера Сосновского, экспериментировал. Сложил во дворе печь, заготовил кряжистых поленьев — ему нужны были горячие, подернутые пеплом угли. Много раз менял и температуру нагрева жести, и состав смеси кислот — все записывал в ученическую тетрадь. Обжигался, снова натирал еще пламенеющую жесть. И задыхался, откашливался от смрадного чада.
И вот однажды радостный прибежал домой, закрутил, завертел по комнате жену и показал ей тонкую металлическую пластинку, покрытую золотистыми звездочками. То был утерянный и снова возрожденный «мороз по жести».
— Вот он, «мороз»-то.— Мастер вынул из-за стола лист тонкой жести и, положив перед собой, провел по нему жилистыми, с бурыми пятнами старых ожогов руками. — Вся хитрость в приготовлении «царской водки» — смеси азотной и соляной кислот с добавлением соли и масляного лака, а также зеленой или желтой краски. Этим составом и покрываю вот такой лист жести. Никогда не пользуюсь кистью — только сухой заячьей лапкой. Любую кисть «царская водка» разъедает, а лапку никогда, да и рисунок получается более искусный. Потом нагреваю лист на открытом огне, брызгаю на горячую жесть холодной водой и появившийся рисунок закрепляю содовой водой. Когда лист остынет, покрываю его лаком.
Борис Александрович приносит другой лист жести, протравленный, и я вижу на нем что-то вроде зарослей папоротника. Кружевные листья, переплетаясь, переливаются всеми цветами радуги
— Вы добивались именно такого узора?
— Ну что вы! Каждый раз, берясь за жесть, я еще не знаю, что получится. Иногда возникает мелкий рисунок, но чаще покрупнее, видимо, это зависит и от фактуры самого металла… Однако узор проявить — это еще полдела,— продолжает Холмогоров.— Как вот старинный замок с музыкой сделать? Тут тоже пришлось повозиться. И помогла мне одна старая шкатулка...
Мастер снял с полки потемневший от времени небольшой ларчик, украшенный просечным кружевом из тонкого листового железа. Кое-где между ленточками еще можно было разглядеть снежинки «мороза».
— Этой вещи больше ста лет,— сказал он. — Жаль, конечно, но пришлось ее разобрать, чтобы понять секрет.
Для того чтобы шкатулка играла, Холмогоров, как и старые мастера, делает «музыку» из тонюсеньких колесиков с небольшими зазубринками и размещает их в замочной скважине. Сам он скромно считает, что этот «инструмент» построен по образцу детской музыкальной игрушки. Стенки ларчика, как и в старину, двойные, а в зазоры мастер кладет несколько медных монет. Они нужны для благозвучия.
В заключение стоит заметить, что простые шкатулки с устюжским «морозом» теперь можно купить в художественных салонах. А вот изделия с секретными замками и музыкой по-прежнему делает только один Борис Александрович Холмогоров.
Е. Фролова, наш спец. корр. Великий Устюг — Москва
В тупике. Маи Шевалль и Пер Вале
На третьем этаже Кристианссона и Кванта встретил Колльберг. Он хмуро кивнул им, потом открыл одну дверь и сказал:
— Гюнвальд, пришли те два типа из Сольны.
— Пусть зайдут,— послышался голос из комнаты.
Они зашли и сели. Гюнвальд Ларссон критически оглядел их. Оба полицейских чувствовали, что их ожидает неприятный разговор.
Гюнвальд Ларссон минуту помолчал. Потом спросил:
— Давно вы работаете в полиции?
— Восемь лет,— ответил Квант.
— Вы умеете читать?
— Конечно,— ответил Кристианссон. — Тогда читайте.— Гюнвальд Ларссон подвинул бумажку по столу.