— Да, они еще и нас учат. Конечно, спасибо за все то, что они делают. Но я сам хочу лечить и буду лечить. Даже в деревне. Если не я, то кто же?
— Ну давай! — Собеседник покачал головой. — Но что ты находишь в этом хорошего? Пойти некуда, работы — много, зарплата — с той, что платят во Франции, не сравнить...
— Но ведь я же буду лечить своих, понимаешь, алжирец лечит алжирцев.
— И всю жизнь мокнуть под этими дождями...
Характеристика Сетифа, городка, находящегося рядом с Сахарой, казалось бы, звучала странно. Но непогода в этих краях начинается в конце октября и тянется до середины апреля. Это время составляет осень и зиму вместе.
Батна лежит в котловине, ветер в которой дует сразу с четырех сторон, и со всех сторон хлещет с утра до вечера холодный мелкий дождь. Пауза в ливне — чаще всего предвестник ураганного ветра.
...— Да, мокнуть под этими дождями и жариться под этим солнцем. Ведь это наша страна! А иначе — зачем мы учились?
Нет, Батна менялась на глазах. Ведь еще совсем недавно специалист с дипломом искал себе место — любое, только чтобы не оставаться в этом захолустье.
Муджахиды Батны
Строили фабрику рядом с Батной, преобразовывали деревни в окрестностях, жарко спорили студенты в книжном магазине, а на улицах — на первый взгляд — ничего не менялось...
Как-то я зашел в маленькую лавку. Хозяин, человек лет шестидесяти, молился. Оторвавшись от своего занятия, он повернулся ко мне, и, не вставая с коврика, попросил немного подождать. Закончив молитву, хозяин занялся мною. Он оказался знатоком старинных книг, и мы проговорили около часа.
— Батна всегда тихая была, — сказал хозяин. — А революция все же началась здесь. Тут тогда такое было!.. Французы здорово перепугались. Поначалу странно казалось. Французы — сила, культура, а мы что?.. А потом, бог ты мой, как все раскачалось!
Хозяин говорил не спеша, внимательно следя за выражением моего лица. Он знал, что я из Советского Союза, знал, что наша страна поддержала алжирскую революцию.
— Вокруг Батны действовало много отрядов муджахидов. Они блокировали дороги, нападали на французские отряды. Французы тогда стали сжигать на горах лес, нагонять газ в пещеры, где, как они думали, скрывались муджахиды. Много тогда погибло женщин, детей, которые ушли вместе с партизанами.
...Много раз, проходя мимо старых домов «колониального типа», с гнутыми решетками на больших окнах, видневшихся из-за заборов, я думал, что Батна напоминает южные французские, итальянские городишки, что-то вроде Тараскона из грустной книги Альфонса Доде. На этих улицах все осталось по-старому. Только живут там другие люди.
Муджахидов Батны я увидел на ноябрьской демонстрации в честь годовщины алжирской революции. Надо сказать, что их участие в подобных шествиях остается символом продолжения дела революции. Государство проявляет заботу о ветеранах революции, особенно пожилых. В стране существует ведомство ветеранов, охраняющее их интересы. Большинство муджахидов продолжают работать, занимаются общественной деятельностью. Тот, кто уже в возрасте, выбирает себе дело попроще и спокойнее.
Демонстрация лилась по главной улице. Шла колонна рабочих в новеньких голубых касках. За ними — школьники, несмотря на дождь, голосистые, нарядные. Прошли студенты — они били в маленькие глиняные барабаны и скандировали лозунги. Потом наступила очередь военных. И вот на улице появились муджахиды — знаменитые алжирские партизаны. Они шли с достоинством, всего несколько десятков человек, уцелевших в кровавой войне. Они шли, одетые так, как будто только спустились в Батну с гор, покинув глубоко спрятанные от врага убежища.
Они были вооружены — тем оружием, с которым сражались против колонизаторов. У некоторых за поясом торчали пистолеты, висели за спиной винтовки. Моложавый плотный человек в темных очках, в покрытой камуфляжными пятнами форме французского парашютиста, нес базуку. Мальчик вел слепого, закутанного в светлый бурнус старика. Шла седая женщина с высоко поднятой головой, за плечами — старинная винтовка. Я всматривался в их лица и с удивлением узнавал многих людей, которых часто встречал на улицах Батны. Тихой Батны.
В первом ряду муджахидов я увидел своего нового знакомого, с которым говорил о начале революции. Его бурнус был перетянут широким ремнем, на котором висела пистолетная кобура. Слева на боку — в черных потертых ножнах с голубым шариком на конце — изогнутый кинжал. Он держал руку на кобуре, словно проверяя, есть ли в ней оружие. Наверно, он вспоминал, как два десятка лет тому назад он ходил в окрестности Батны на боевое задание.