— Не привык? Ничего. Лучше песок в лицо, чем пули сомосовцев. Тут есть и другая дорога, лесная, но там опасно — возможны засады...
Потом, когда мы уже приехали в Кумлу и остановились у церквушки, недавно выбеленной и сияющей под солнцем, как кусок рафинада, Альваро рассказал мне о задачах и целях аграрной реформы в Селайе.
— Сейчас мы закрепляем за индейцами право на владение землей. Американцы при Сомосе сгоняли их с общинных земель, забирая ее под лесоразработки, под шахты. Поэтому индейцы, лишенные возможности заниматься своими традиционными промыслами — охотой и рыболовством, были вынуждены наниматься за гроши на поденную работу в компании, пополнять толпы безработных в городе, заниматься контрабандой...
Но вернуть индейцам землю — это только часть задачи, причем самая легкая. Труднее — приучить их к сельскохозяйственному труду. Ведь земля здесь, в Селайе, богатая, а продукты приходится ввозить. Но дело потихоньку движется. В этом году, например, сняли отличный урожай риса, хватит всему району до следующего сезона. Думаем создать плантации овощей, разбить фруктовые сады.
Министерство помогает индейцам создавать кооперативы, предоставляет долгосрочные кредиты для закупки техники, удобрений, направляет агрономов и механизаторов. Вот с контрой покончим, и лет через десять Селайя станет богатейшей аграрной зоной. Обещаю...
Я смотрю на залитую солнцем площадь, где Эваристо торжественно вручает индейцам карабины, а Гильермо записывает их номера и имена новых владельцев в замусоленную тетрадку.
Альваро Рамирес, словно угадав мои мысли, говорит:
— И здесь, в Кумле, будет кооператив. Обязательно будет...
Михаил Белят
Пуэрто-Кабесас— Манагуа — Москва
Горячие ветры Эфиопии
Из центра Аддис-Абебы по улицам, осененным акациями, роняющими на асфальт сиреневые и алые лепестки, до этой окраины меня минут за пятнадцать довез Саша Тыквинский, один из специалистов-руководителей советского автоотряда. Наша машина развернулась на просторном поле, желтом от пожухлой травы.
На нем выстроились ровными рядами ЗИЛы — все триста с лишним машин, отмытые от пыли дальних дорог. На дверцах каждой кабины нарисована эмблема: скрещенные флажки двух государств и надписи на русском и амхарском языках «Помощь народу Эфиопии от Советского Союза». На другой стороне поля стояли десятки зеленых палаток. Успевшие уже выгореть под отвесными лучами тропического солнца, они основательно были поставлены на тугих растяжках, обложены у основания дерном. Как и положено, вокруг каждой палатки прорыты канавки.
— Надеетесь, что дождь пойдет?— спрашиваю у Тыквинского.
— А как же. И обязательно дождемся,— убежденно кивает тот. Свет низкого солнца пронизывает прямые дымки походных кухонь: от них доносится столь неожиданный здесь и очень аппетитный запах борща и каши.
— Свой хлебозавод, банно-прачечный комбинат — нормально устроились,— говорит Саша.
Потом он относит пластинки и диапозитивы в клубную машину с радиорубкой, книги — в обширную палатку-библиотеку. Над лагерем понеслись знакомые мелодии молодежных песен. И пластинки и книги мы привезли с выставки «Советская молодежь». Она открылась в эти январские дни в здании городского муниципалитета, а затем организаторами большой выставки — ЦК ВЛКСМ и КМО СССР — передана в дар ЦК Ассоциации молодежи революционной Эфиопии вместе с подарками от белорусских ребят.
...Раннее утро. Жаркое солнце еще не успело растопить ночную прохладу высокогорья, когда автоколонна уже вытягивалась гигантской змеей на шоссе. Оно ведет в город Назрет.
Назрет вырос из захудалого поселка под горой Кечема в провинции Шоа. На окраине его раскинулся первенец эфиопского машиностроения — тракторосборочное предприятие, возведенное по советскому проекту эфиопскими и советскими строителями. Здесь собирают из деталей, поставляемых Советским Союзом, тракторы «Назрет». Сборкой их — близнецов «Беларуси» — руководят эфиопские инженеры, прошедшие практику на Минском тракторном заводе.
Здесь же, в Назрете, распределительный центр по оказанию помощи населению Эфиопии, пострадавшему от засухи. Там машины загружают мешками с зерном, и колонна отправляется на юг.
— Каждый рейс — больше тысячи тонн,— сообщает мне с гордостью один из шоферов.
...Наш «уазик» пылит по дороге. Жар хлещет в кабину вместе с пылью. Лихой шофер Володя Пройчев не без юмора называет это «сквознячком» и ездит с опущенными стеклами в дверцах машины. Рядом со мной — один из руководителей автоотряда, Дмитрий Андреевич Матюх. Я прошу его подробней рассказать о первых походах колонны по жаркой эфиопской земле.