Я увидел, как Мамасалы невольно вздохнул. Его детство тоже прошло в юрте, на отгонных пастбищах, где он вместе с братьями и сестрами помогал отцу пасти колхозные отары. А детей в их семье было ни много ни мало — восемь человек. И сколько таких вот детей чабанов, как Мамасалы Сабиров, трудятся сейчас на Таш-Кумырской ГЭС! Взять хотя бы того же Эркетая Жапаркулова, о котором мне рассказывал Мамасалы и с которым мне удалось познакомиться вчера вечером.
...Мы стояли с Сабировым около управленческого корпуса, когда к нам подошел плечистый, плотно сбитый парень в спецовке и о чем-то по-киргизски спросил Мамасалы. Тот ответил, потом повернулся ко мне, сказал:
— Знакомьтесь, тот самый Жапаркулов, который со своей бригадой грозится обогнать мою.— И увидев, что парень засмущался, добавил, улыбнувшись: — Ничего, Эркетай. Плох тот учитель, который не мечтает, чтобы его обошли ученики.
Эркетай Жапаркулов молод, но густые волосы уже слегка тронуты сединой. Впрочем, для своих ребят в бригаде он — ветеран. Еще бы, строил Курпсайскую ГЭС.
Уже потом, разговорившись, я узнал судьбу Эркетая. Судьбу, удивительно типичную для молодых гидростроителей-киргизов. Недаром, видно, кто-то назвал университетом молодых национальных кадров Нижне-Нарынский гидрокаскад. Мать и отец Эркетая, колхозники, думали, что и сын пойдет по их стопам, как здесь было принято исстари. А он закончил десятилетку, поступил в техникум, отслужил в армии, работал такелажником в шахте. И буквально с первого колышка — на Курпсайской ГЭС.
Здесь его наставником стал бригадир Евгений Смирнов. Он-то и посоветовал Эркетаю идти учиться на сварщика. Правда, курсы были вечерние, и надо было изучать теорию и познавать практику, когда от усталости не разгибалась спина, деревенели ноги — в то время Эркетай уже работал в бригаде Мамасалы, и были это далеко не легкие дни.
— Мы как раз передвигали тогда опоры ЛЭП, которые должны были попасть под затопление,— вспоминал те дни Сабиров.
И сейчас, когда едешь от Кара-Куля к Курпсайской ГЭС, эти опоры, словно сторожевые башни, горделиво возвышаются на обрывистых скалах, у подножия которых замедлил свой бег Нарын. И трудно даже вообразить, как, каким образом могла небольшая комсомольско-молодежная бригада парней, даже обученных скалолазному делу, размонтировать их на прежнем месте и поднять сюда, на крутые выступы. Это потом уже на помощь пришли вертолеты, а поначалу буквально все, до последнего болтика, поднимали в рюкзаках на скалы Мамасалы Сабиров, Эркетай Жапаркулов и их товарищи по бригаде.
— А потом меня как-то вызвали в управление,— продолжал вспоминать Мамасалы,— спросили, кого бы я мог рекомендовать из ребят для поездки в Москву, чтобы учиться на бригадира. Достойных кандидатур было предостаточно, но остановились на Эркетае. Знаете, из чего я исходил, говоря о нем?.. Этому парню можно было доверить таких же начинающих ребят, каким он сам пришел на стройку.
Так, постепенно для меня выстраивалась цепочка преемственности: первым учителем Мамасалы был Владимир Аксенов, наставниками Эркетая стали Евгений Смирнов и Мамасалы Сабиров, а сейчас уже сам Эркетай обучает молодых ребят сложному делу гидростроителей.
Как-то я попросил Сабирова рассказать о том, как он постигал азы альпинизма. Мы как раз стояли на гребне плотины Токтогульской ГЭС. В ущелье свистел ветер, разгоняя далеко внизу барашки волн, и было немного жутко от этой дикой, необузданной красоты отвесных скал, на которых сиротливо висели над пропастью шаткие деревянные переходы, щетинились сваями ловушки для камней.
— Как, говоришь? — переспросил Мамасалы и задумался надолго, видимо, восстанавливая в памяти прошлое.— Да очень просто,— вдруг сказал он.— Учитель был толковый— Владимир Аксенов. Он знал, что мы всего лишь дети чабанов и хлопководов... Понимаешь, страх высоты был выше наших сил. Тогда-то Аксенов постепенно стал отучать нас от привычки глазеть по сторонам. Ну а потом уже появились у нас и смелость, и необходимая сноровка... Поначалу дух захватывало, когда мы видели, как Володя вбивал тонкий железный крюк в щели скал и завязывал на конце капроновую веревку, а другим концом ее перевязав себя, повисал затем над скалой. Заставлял он делать то же самое и нас. Но мы боялись... Однажды Аксенов, повиснув на скале, подозвал нас к себе и буквально заставил всех вместе дернуть его веревку. Мы не решились. Тогда он крикнул нам:
— За всех отвечаю я! Давайте, не бойтесь!