— Не представляю даже, что можно сделать,— в его же удрученной манере сказал я.
— Вы отказываете мне? Но, может быть, пришлете мою жену обратно?
В каждом контракте есть пункт, позволяющий мне избавиться от ненужного экспоната. Мне достаточно лишь заявить, что он больше не представляет научного интереса, и его тут же вышлют как нежелательного инопланетянина на его родную планету. Но не мог же я сыграть такую грязную шутку с нашей стортулианкой.
— Я спрошу ее насчет возвращения. Но не стану высылать ее против воли. Может быть, там она более счастлива.
Стортулианин весь сжался. Веки его опустились, чтобы скрыть слезы. Он повернулся и медленно поплелся к двери, словно ожившая половая тряпка, потом сказал заунывным голосом:
— Все потеряно. Я никогда больше не увижу избранницу моей души. Прощай, землянин.
Все это он произнес так монотонно и печально, что я чуть не заплакал, однако сдержался и подождал, пока он не выйдет за дверь. Совесть у меня все-таки есть, и я чувствовал, что только что разговаривал с существом, которое вот-вот совершит из-за меня самоубийство.
Еще примерно пятьдесят посетителей мы пропустили без проблем. Девять из пятидесяти мы приняли. Остальных по той или иной причине отвергли, и они приняли отказ достаточно спокойно. Затем жизнь опять стала усложняться.
Я уже почти забыл об инциденте с задетой гордостью каллерианца и беглой жене стортулианина, когда дверь отворилась и вошел землянин, назвавшийся Илдваром Горбом с Ваззеназза-13.
— Как ты сюда попал? — удивился я.
— Ваш человек немного отвлекся,— ответил он радостным тоном.— Ну как, еще не передумали насчет меня?
— Убирайся, пока тебя не вышвырнули. Горб пожал плечами.
— Я так и думал, что вы еще не передумали, поэтому решил сменить легенду. Если вы не хотите поверить, что я с Ваззеназза-13, давайте считать, что я землянин и хочу стать вашим сотрудником.
— Меня не интересует твоя легенда. Убирайся, пока...
— ...меня не вышвырнули. Ладно, хорошо. Дайте мне только полсекунды. Корриган, вы ведь неглупы, я тоже, а вот ваш парень снаружи — глуп. Он не умеет вести себя с инопланетянами. Сколько раз за день сюда без приглашения врывалось какое-нибудь существо?
— Слишком много, черт побери,— проворчал я.
— Вот видите! Он некомпетентен. Что, если его уволить и нанять меня? Я прожил на разных планетах половину своей жизни и знаю об инопланетянах все.
Я глубоко вздохнул и взглянул на обитый панелями потолок, прежде чем ему ответить.
— Послушайте, Горб, или как вас там еще, у меня сегодня трудный день. Здесь был и каллерианец, угрожавший мне смертью, и стортулианин, собравшийся из-за меня покончить с жизнью. У меня есть совесть, и она меня беспокоит. Однако зарубите себе на носу: ваши предложения меня не интересуют. А теперь...
В этот момент дверь с грохотом распахнулась и в кабинет ворвался каллерианец Хираал. Он весь с головы до ног был одет в сияющую металлическую фольгу, а вместо церемониального бластера держал в руках меч в рост человека. Позади каллерианца, вцепившись в его пояс, беспомощно тащились Стеббинс и Аучинлек.
— Извините, шеф,— выдохнул Стеббинс.— Я пытался его остановить, но...
Тут Хираал, остановившись у моего стола, заглушил Стеббинса своим ревом:
— Землянин, ты нанес клану Гурсдринн смертельное оскорбление!
Держа палец на кнопке, выстреливающей сеть, я приготовился выдать ему по первое число при первом же признаке нападения. Хираал продолжал орать:
— Ты несешь ответственность за то, что здесь сейчас произойдет! Я сообщил властям, и ты будешь осужден за то, что вызвал смерть разумного существа! Страдай теперь, земная обезьяна!
Хираал взмахнул своим огромным мечом, с силой всадил его себе в грудь и упал на ковер лицом вперед. Лезвие вылезло из его спины фута на два.
Не успел я хоть как-то отреагировать на это чудовищное харакири, как дверь снова распахнулась и в кабинет вошли трое рептилий с зелеными поясами, какие носила местная полиция.
— Вы Дж. Ф. Корриган? — спросил один из полицейских, видимо, главный.
— Д-да.
— Мы получили жалобу на вас. В указанной жалобе сообщается...
— ...что ваши неэтичные действия непосредственно вызвали смерть разумного существа,— дополнил второй гхринский полисмен.