— Тапанила! Вот что вам нужно! Отсюда километра три по шоссе, не больше. Поезжайте до перекрестка и сворачивайте направо.
— Кийтос пальен! — поблагодарили мы добрых людей.
С шоссе свернули направо и поехали по асфальтированной извилистой улице среди одноэтажных и двухэтажных особняков. Впереди показалась железнодорожная колея, небольшое деревянное здание. Черными буквами на белой доске написано: наверху — «Тапанила», внизу — «Мосабака».
Да, это именно та станция, на которую прибыли В. И. Ленин и К. Вийк. Исследователь ленинских мест в Скандинавии и Финляндии журналист Ю. Дашков обнаружил в архиве рабочего движения Стокгольма дневник Карла Вийка. Вот строки из этого документа:
«Мы пошли с ним на поезд... Я усадил его к окну, прикрыл голову занавеской, как будто он спит, взял билет и отдал вместе со своим кондуктору, чтобы тому не нужно было видеть Ленина...
Мы без приключений прибыли на Керава, где пересели в пригородный поезд. На нем доехали до Мосабака. Оттуда пешком направились в Мальм».
Мы сфотографировали вокзальчик и отправились дальше. Спидометр машины накрутил еще шестнадцать километров, пока не остановились у деревянного сооружения с высокой башенкой. Станция «Керава. Керво».
Иногда финские и шведские названия близки и по смыслу, и по произношению: финское «малми» и шведское «мальм» означают «руда». Географические названия Тапанила и Мосабака, Керава и Керво не переводятся.
Я вновь достал фотоаппарат, радуясь, что удалось увидеть эти маленькие железнодорожные станции такими, какими видел их Владимир Ильич. Здесь проделал он свои последние опасные километры, ни на секунду не расслабляясь и не забывая о конспирации.
Вийк в своем дневнике писал, что Владимир Ильич изменил внешность.
«...не сразу узнал его, так он был загримирован...» И далее: «Когда мы приближались к жилью, Ленин начинал говорить по-французски, так как немецкий язык, которым мы пользовались, был запрещен».
Жаль только, что все меньше и меньше остается на железных дорогах Суоми старинных, милых сердцу и взгляду, вокзальчиков. Их сносят, а на их месте возводят современные здания. А как бы хотелось, чтобы на вокзалах Малми, Тапанила, Керава были установлены мемориальные доски, напоминающие о далеких временах, когда в трудные моменты жизни Владимир Ильич находил помощь у финских друзей.
Е. Куницын, пассажирский помощник капитана, Балтийское морское пароходство
Большой корабельный фарватер
В шестидесятых годах я часто встречался с одним из старейших енисейских капитанов Константином Александровичем Мецайком. Любил слушать его рассказы о прошлом нашей реки, о связанных с нею людских судьбах. Несмотря на преклонный возраст, память у Константина Александровича была отменная. Помогали ему и дневники навигаций, которые он вел многие годы, и лоция — первую лоцию Енисея составил он сам.
Однажды Мецайк сказал:
— Регулярные морские плавания на Енисей и Обь начались, можно сказать, с благословения Владимира Ильича Ленина. Первый советский морской пароход пришел к нам в 1920 году, он входил в состав экспедиции, получившей название хлебной. Это было пятого сентября. Пароход назывался «Соловей Будимирович». А знаете ли вы историю спасения этого парохода?
И Мецайк рассказал мне то, что слышал от комиссара этого судна Василия Захарова. Потом уже, роясь в библиотеках и архивах, я почти полностью восстановил драматические страницы биографии «Соловья Будимировича».
...К началу 1920 года власть в Архангельске еще удерживало в своих руках белогвардейское правительство, поддерживаемое силами Антанты. Но дни его были сочтены, и из архангельского порта одно за другим уходили суда с ценными грузами. Вышел и «Соловей Будимирович», направляясь в Мурманск, оккупированный интервентами. Однако в Баренцевом море судно попало в ледовый плен, и его вынесло в Карское море.
На борту парохода находились 84 человека. О их бедственном положении можно судить по телеграмме капитана: «Угля совершенно нет, котлы потушены, отопление помещений производится деревом бочек и палубы. Радиотелеграммы подаются один раз в неделю последними запасами аккумуляторов... Провизия кончается. Умоляем о помощи...»
В архангельском порту стоял тогда ледокол «Козьма Минин», он мог бы спасти людей, но «правительство» предпочло бежать на нем за рубеж. «Соловей Будимирович» был брошен на произвол судьбы среди льдов и полярной ночи.