— Тебе мало, Лексеич, того, что я говорю с тобой на чистейшем русском языке? Мало, что ты дышишь своим земным воздухом? И что тяготение равно твоему привычному? Это все, что? Святой дух сотворил? И вообще, хотел бы я знать, каким ты меня видишь?
— Тигром, а что? — растерялся Коробов.
— Тигром? — Тигр смерил его презрительным взглядом и гордо поднял голову.— Я — энергетическая форма жизни. Повстречайся наши корабли в космосе — ты почувствовал бы мелькание в глазах, а магнитометры твои перегорели бы вовсе. Ты и не понял бы, что это — долгожданный контакт. Подумал бы — авария, магнитная буря или еще что. Только здесь, на этой планете, под ремоновым зонтиком, так сказать, мы и можем по-настоящему встретиться. Я не знаю твоего языка, не могу тебя даже увидеть, но сложнейшая аппаратура внутри планеты считывает с нас обоих всю информацию. Даже о мечтах наших знает. И дает команды ремонам, которые мастерят из меня реальный фантом тигра, а из тебя — черт-те что, в твоем языке и слова-то нет, наверное, чтобы выразить, кем я тебя вижу. И в то же время все остаются целыми и невредимыми. Я говорю на своем языке, зная наперед, что ты услышишь свой родной русский, а ты... словом, эта планета — для Контакта с большой буквы. Кстати, змей — тот, что с синяком под глазом, он хлором дышит. А ты мимо него прошел и не кашлянул даже. А котлеты из воздуха хватать — это привилегия только этих... тунеядцев...
— Почему тунеядцев? — спросил Коробов, оборачиваясь к девушке.
— Потому что работать не хотят,— зло сказал тигр.— Зарегистрировать — это не просто выдать золотой жетон с номером. Нужно детально выяснить уровень развития каждой цивилизации, ее форму, недостатки, да что там, каждый корабль нужно облазить, с каждым новеньким по душам поговорить, а этим, конечно, больше нравится отлеживать бока и набивать животы. Пятые сутки непрерывно обедают! Еще бы! Этим уродам всю жизнь можно обедать непрерывно, под ремоновым-то зонтиком. Шевельнул извилиной — и желудок снова пустой и голодный.
— Не такие уж они и уроды,— сказал Коробов, поглядев на девушку.
— Вообще-то да,— неожиданно мягко согласился тигр.— Особенно этот, плюсовой магнетик. Никогда в жизни не видел более совершенного переплетения силовых линий. Знаешь, Лексеич,— тигр вздохнул,— не понимаю, почему одному из этих бездельников дана столь идеальная форма. Это ведь не случайность. Я сам отрицательный магнетик и всю свою жизнь стремился найти идеал: магнетик другого полюса, единственный на свете нужный мне, и вот здесь, на этой планете, перед моими глазами материализуется моя мечта.
— И почему этих тунеядцев не уберут? — Тигр задумчиво поскреб лапой.— Как думаешь, Лексеич?
— Значит,— Коробов наморщил лоб,— польза от них какая-то есть.
— Я в тебе ошибся,— поморщился тигр.— Кому — польза? Нам? Нет. Хозяевам планеты, их начальству? Тоже — нет. Им-то работа нужна. Кому тогда польза?
— Остаются только они сами.— Коробов снова поднял глаза на блондинку.
— Выходит, тунеядцев поставили на работу и держат здесь — для их же пользы?
— Выходит,— согласился Коробов со вздохом.
— Но почему?
— Может, они и впрямь... тунеядцы? — сказал Коробов нерешительно.— Может, их воспитывают так?
— Интересная гипотеза,— задумчиво ответил тигр.— А дальше что?
— А дальше — жаловаться надо,— неуверенно сказал Коробов.— Начальству.
— Верно, надо жалобную книгу просить. Или — еще лучше — жалобный телефон. Прямиком к начальству.
— А кого просить? — Коробов смотрел на девушку.
— Больше некого,— сказал тигр, на всякий случай обводя глазами барханы. Потом вздохнул, а усы его обвисли.— Ты отойди подальше, Лексеич,— кротко попросил он.— Тебе себя беречь надо. Видел у змея синяк? Скандалил.
Коробов отошел метров на двадцать и, присев, принялся наблюдать за тигром. Тот недолго стоял у ограды из шпагата. Его тело вдруг приподнялось, словно за хвост ухватился невидимый великан, а затем тигра подняло в воздух и закрутило вокруг неподвижного хвоста — гигантская кошка заверещала. Наконец ее отшвырнуло далеко в сторону. Крутясь, тигр пролетел метров двести, постепенно снижаясь, а потом упал на бархан, из-за которого поднялось объемистое облако пыли. Тунеядцы, весело смеясь, снова принялись за обед.
Тигр приплелся спустя полчаса. Он прихрамывал на все четыре лапы. Плюхнувшись возле ног Коробова, он закрыл глаза и скорбно произнес: