— Но ведь есть какие-то исключения... Реликты... аномалии, наконец? — запальчиво возразил я.
— Ну, разумеется! — Сотрудник управления лесоустройства не собирался отдавать мне инициативу.— Линдуловская роща под Ленинградом, например. Теллермановская корабельная дубрава и Шипов лес в Воронежской области, Бузулукский бор в Оренбургской, Шатиловский лес на Орловщине. Чтобы перечислить все уникальные массивы, хватит пальцев одной руки. Что же касается Берендеевой Чащи... Поймите: если бы пришвинский лес обладал такой ценностью, какую вы ему приписываете, мы бы узнали об этом в числе первых...
Но все-таки мой невидимый собеседник не поленился, нашел телефон и адрес Министерства лесного хозяйства Коми АССР, посоветовал, к кому там обратиться.
На мой письменный запрос в Сыктывкаре долго отмалчивались. Спустя месяц я послал вторичное напоминание. И тут же получил ответ — нет, не официальный, как полагается в таких случаях, с входящим и исходящим, а самое что ни на есть задушевное послание из поселка Благоево Удорского района.
«Мне, директору Ертомского лесхоза Коврижных Николаю Васильевичу, поручено ответить на Ваш запрос, ибо наше лесное хозяйство граничит с бассейном реки Пинеги. К сожалению, Вы первый за десять лет моего директорства, кто поинтересовался судьбой вековых таежных чащ. Журналистов бывает здесь достаточно — и бригадами, и в одиночку, но дороги в лесхоз они не знают. Пишут о том, как здорово работают лесорубы и сколько кубометров заготовили (цифра близится к 40 миллионам). А вот что будет на месте сведенных лесов, их почему-то не интересует...
Никаких данных о пребывании М. М. Пришвина в наших лесах нет, как не существует и самого названия «Чаща». Я справлялся об этом у стариков охотников с верховьев Вашки, а они народ дошлый. Поначалу подумал, что Вы ошиблись адресом, но потом развернул карту насаждений нашего лесхоза и понял, что Вы, по всей видимости, попали в точку. Подождите, подробности сообщу чуть позже...»
На удивление, ждать пришлось ровно... сутки.
«Смею еще раз побеспокоить,— писал Николай Васильевич.— Только что прочитал пришвинскую «Берендееву Чащу», еще раз сверил по карте и спешу сообщить: «Чаща» — она у нас, это точно. Местонахождение: граница Коми и Архангельской области, истоки рек Поча, Порвеша, Каргавы, квартал № 275, сосновый бор с елью, средний возраст деревьев 240 лет. По южной стороне массива проходит (вернее, проходила) старая дорога с Пинеги на Вашку, где у пинежан находились когда-то сенокосные угодья — так называемая Пинебаза.
Стыдно признаться, но я там еще не бывал. Лесхоз большой, по площади — шесть герцогств Люксембург, при всем желании везде не поспеешь. К тому же должность моя располагает к продолжительному сидению в служебном кабинете. Приезжайте! Брошу все дела — ив пришвинский лес. О вертолете позабочусь. Лучшее время август — сентябрь. Жду ответа. Николай».
Неслыханная удача! Мир поворачивался ко мне лучшей своей стороной. Мало того, что я окончательно убедился в существовании Чащи и получил официальное, можно сказать, приглашение побывать в ней — за взволнованными строчками письма я почувствовал, разглядел родственную мне душу, единомышленника...
По горячим следам я отправил Коврижных телеграмму и через неделю получил ответ:
«Договорились! К концу августа закончу свои дела — ив отпуск. Жду Вас в первой декаде сентября...»
3
Шел уже четвертый день, как я приехал в поселок Благоево. Мы с Коврижных, можно сказать, вполне освоились друг с другом, и на рыбалку съездили, и в ближайшее лесничество, где директор похвастал своими чудо-саженцами, и взглядами обменялись, в которых нашли много общего, и все же каждый из нас так до конца и не представлял, какими мы будем там, в Чаще, когда окажемся с глазу на глаз с первозданным лесом.
Четвертый день на обеденном столе валялась директорская памятка, которую я успел выучить наизусть: «Вашка — Пинебаза — лес Пришвина. Взять с собой: Спирт 1 л. Бинокль. Запасные очки. Два топора. 4-й том собр. соч. Пришвина. Фотоаппарат. Патроны 50 шт. Карту южной части Ертомского лесхоза...»
Все эти вещи давно были сложены в рюкзаки, но за окном уныло шелестел дождь, навевая тревожную смуту, и диспетчер аэропорта на наши бесконечные запросы отвечал коротко и неумолимо: «Вылет отменяется!» И мы с Николаем Васильевичем поневоле предавались разговорам и размышлениям.