Еще поражало отсутствие валяющихся сучьев, гниющих деревьев — лес был идеально чистым. Все убиралось и складывалось в поленницы, а выбракованные деревья спиливали на дрова...
Возле сельских домов я не раз замечал небольшие машины непонятного для меня назначения. Теперь Хейкки подошел к такой же машине, стоящей за поленницей дров, с охапкой стволов и сучьев. Свою добычу он заложил в широкий раструб, нажал какую-то кнопку, и из чрева машины послышался смачный хруст и треск, будто прожорливое чудовище перемалывало кости мощными челюстями. Не прошло и минуты, как из жестяного рукава «древорубки» посыпались аккуратные полешки, одно, к одному.
Бережно укладывая дрова, Хейкки поднял одно полено, вдыхая смолистый запах.
— Мой отец понимал толк в дереве,— промолвил он, любуясь узором свежего среза.— Строил такие лодки, как у вас, и других размеров. Помню, оставляли меня маленького дома, а сами отправлялись в лес искать хорошую ель. Ведь наши леса больше еловые. Уходили зимой, в четверг или пятницу. Примета такая есть: в зимние дни, в конце недели, лучше всего выбирать дерево на лодку.
Видели бы, какие по весне у нашего дома расписные лодки качались на озере: двухслойные и четырехслойные (это по количеству досок на борту). Натягивай паруса, жди попутного ветра — и в плавание. Строились большие лодки. Когда надолго за рыбой уходили, семью брали и живность домашнюю прихватывали для пропитания. Но это давно было...
Хейкки Кукконен умолкает, достает из кармана жестяную коробочку и тщательно набивает трубку, уминая табак большим пальцем. Ароматное облачко повисает в вечернем воздухе, сквозь которое лицо Кукконена выглядит умиротворенным.
И я решаюсь задать давно мучающий меня вопрос:
— Хейкки, а вы или дед с отцом встречали каких-либо интересных животных, путешествуя по здешним местам?
— Ну, смотря кого — ворону всегда увидишь, куда ни поедешь,— ворчливо шутит Хейкки.— Из крупных зверей у нас водятся рысь да медведь. Еще в моем детстве рыси опасались, я сам встречался с ней однажды в соседнем лесу, но сильно поубавилось этого зверья: вначале охотились, потом пораспугали во время войн — первой и второй. На медведя ходил мой отец, а сейчас их в стране всего штук пятьсот, хотя ежегодно отстреливают несколько десятков. Я не охочусь, не могу убивать живое, да еще такую громадину и умницу, как медведя. До медведей ли тут, когда червякам не дают покоя. По нашему радио слышал: выращиваем и продаем на экспорт дождевых червей. Вот так-то... Какой уж там медведь...
Почему же Хейкки ни словом не обмолвился о нерпе? Сам живет на Сайме и ничего не слышал и не видел? Не может того быть.
Хейкки молчит и двигается вперевалочку по тропинке среди валунов по высокому берегу над озером, где в воде купается солнце.
— Не будет завтра погоды, ой, не будет,— бурчит Хейкки,— ладно уж, костер проверим и сплаваем...
Так сам Кукконен дал согласие пройтись на лодке к малым островам, которых отсюда не видно. Просто пройтись и посмотреть, может, кого и встретим...
Для вечернего костра место выбрано на скалистой площадке у самой кромки воды. Около груды дров приткнулось тяжелое ведерко. В нем специи для ухи, банка клубничного конфитюра и кастрюля с тестом — для блинов. Сковородка стояла на таганке между камнями — место постоянного костровища.
— Кто же этот добрый волшебник? — кивнул я на припасы.
— Волшебница. Моя хозяйка здесь побывала,— удовлетворенный полным порядком, произнес Хейкки.— Вон и сауна греется...
Действительно, от сарайчика у дальних мостков, видневшихся на воде, тянуло березовым дымком.
— Обойдутся без нас. Поехали.— Хейкки решительно повернул к лодкам.
Нашлись желающие погрести, и через минуту наша «Иматра» заскользила по гладкой водной поверхности. То ли всем хотелось побыстрее попасть на неизвестный остров, то ли гребцы подобрались посильнее, но лодка просто летела в легком тумане, опустившемся на озеро. Шли бесшумно, поэтому слышен был посвист утиных крыльев над головами, а перед неожиданно возникшим островком даже не вспугнули пару лебедей у берега.