Скорее всего продолжали полет С. Леваневский, второй пилот Н. Кастанаев и штурман В. Левченко. На льдине могли остаться механики Н. Годовиков, Г. Побежимов и радист Н. Галковский. Да, именно Н. Галковский: без рации и радиста в Арктике найти человека все равно что иголку в стоге сена.
Поисковые полеты производились с побережья Аляски и советского острова Рудольфа. Первым в район полюса вылетел самолет под управлением М. Водопьянова. Но что он мог найти среди бесконечных торосов Арктики, если полет этот состоялся лишь 7 октября, спустя семь недель с момента потери двухсторонней связи с Н-209 и лишь через неделю после последнего принятого призыва о помощи? Начать поиск раньше помешала тогда непогода...
11 апреля в аэропорту Прудобея нас встретил Курильчик. Как всегда, он был бодр и подтянут, несмотря на свой весьма почтенный возраст. Неутомимый американец, более десяти лет занимающийся историей трагического полета Н-209, не стал долго расспрашивать, как мы долетели и где в Америке коротали время, не имея ни цента в кармане. Он просто сказал, что «все о"кэй» и что уже завтра можно выезжать на лед моря Бофорта. Мы сели в его грузовую «тойоту», которую он арендовал у нефтяной компании, и направились в индустриальный центр Купарук: там находились дирекция «Арктик ричфолд компани» и двухэтажные дома для рабочих. В одном из номеров отеля (иначе обиталище нефтяников не назовешь) мы разместились с Женей Коноплевым. В тот же вечер в нашем номере собрались все участники экспедиции: Уолтер Курильчик, Роджер Беккер, Денис Лонг, Энджу Гудлайф, Боб Роберт и Дэвид Стоун. Был с нами и Эверетт Лонг, отец Дениса, директор музея авиации в Фербенксе. Вездеход, который стоял уже на берегу моря Бофорта, был доставлен из Фербенкса Бобом Робертом. Оттуда же, из Фербенкса, профессор геофизики Стоун привез и множество приборов. Его, кстати, рук дело и алюминиевые сани — волокуша, по краям которой Стоун планировал установить свои суперточные приборы. Наметили квадрат поиска. Курильчик, уподобившись главнокомандующему нашего крохотного войска, взял карандаш: «Я уверен, что самолет Леваневского рухнул именно здесь»,— и очертил пространство между островами Тэтис и Спай.
Квадрат являл собой площадь примерно в 36 квадратных морских миль. Евгений Коноплев оживился и показал свою карту, помеченную крестиками. К сожалению, три крестика были севернее зоны, предложенной Курильчиком, четвертый цеплял квадрат с юга, три остальных были значительно восточнее островов. Евгений пытался убедить Курильчика, что искать надо не в этом квадрате, а, по крайней мере, севернее и восточнее. Но Курильчик словно бы и не слышал... В тот вечер наш главнокомандующий дал понять, что мы — гости Аляски (пусть она и была когда-то русской) и что любая инициатива относительно поиска будет исходить исключительно от него... и ни от кого больше. Мы с Женей безропотно согласились на роль солдатиков: в конце концов, АРКО платила за наше питание и ночлег в шикарном Купаруке, АРКО дала разрешение участвовать совгражданам в работах на их территории (а территория, кстати, к тому же военная). Мы не могли навязывать свои идеи. Но все-таки предполагали за две-три недели поиска что-то найти. В случае же неуспеха мечтали расширить квадрат поиска уже летом, на небольших судах, когда сойдет припайный лед.
12 апреля наш небольшой автокараван двинулся к северу, туда, где кончается Америка и начинается Арктика со знакомыми мне торосами, ветрами и желтым, негреющим солнцем. Путь от Купарука до северной оконечности мыса Оликток не так долог — минут сорок езды. Господи, впервые в жизни я обнаружил, что и на Крайнем Севере, который исколесил вдоль и поперек, можно, оказывается, строить хорошие дороги. По пути к Оликтоку мы несколько раз встречали снегоочистительную машину, за рулем которой весело и гордо восседал шофер-негр. Он ухаживает за дорогой, следит, чтобы ее не замело снегом. А вот, например, небольшая авиакомпания, арендуемая АРКО, доставляет на Большую землю рабочих-нефтяников и привозит в Купарук из Эквадора каждый (подчеркиваю, каждый) день свежие овощи и фрукты. Отвлекусь от экспедиции и извинюсь перед своей пятилетней дочерью: ежедневно и в неограниченном количестве среди вечных снегов и пурги я ел ананасы, бананы, клубнику, привезенные утренним рейсом.
В чем провинились наши дети, что не видят ни того, ни другого, ни третьего? И ответят ли за эту их обделенность когда-нибудь наши взрослые? Почему я должен ненавидеть улыбчивого негра-толстяка, который выбрасывает в помои нетронутые нефтяниками персики и абрикосы, за то только, что очень многие дети советского Крайнего Севера никогда этого не видели и, боюсь, в обозримом будущем не увидят?