Но для более серьезных применений важно, что таким способом можно снимать особенно быстрые процессы с экспозициями короче 1/10 000 секунды, недоступными камерам с механическими затворами. Вот только где взять достаточно мощную вспышку, чтобы работала с такой скоростью? Удивительно, но даже при современных темпах развития фотографии подобных устройств, доступных простым смертным, фактически не выпускается.
На стробоскопической фотографии отчетливо видно, что в верхней части траектории спортсмен движется значительно медленнее, чем в нижней. Заметно также, как прогибается турник, на котором выполняется упражнение. Фото SPL/EAST NEWS
И это несмотря на то что со времен Эдгертона прошло уже более 70 лет. Самое большее, что можно вытянуть из лучших серийных вспышек (да и то при снижении мощности до минимума) — это 1/25 000 секунды. Более «скорострельное» оборудование остается сугубо профессиональным.
В результате тот, кто хочет снимать летящие пули, вынужден самостоятельно разрабатывать соответствующие устройства, а это непростая инженерная задача. Нужно заставить мощные конденсаторы, в которых накапливается энергия для вспышки, полностью разряжаться за кратчайшее время. А для этого требуются редкие детали и высокие напряжения, каковые при недостаточной квалификации экспериментатора представляют угрозу даже для его жизни.
В общем, большинство фотографов предпочитают не рисковать и жертвуют мощностью вспышки: короткий импульс «вырезается» из длинного (от разряда обычных конденсаторов) при помощи несложной электронной схемы. В результате большая часть запасенной в конденсаторах энергии пропадает зря и света для съемки всегда не хватает. Отчасти это можно компенсировать, увеличивая число вспышек, а отчасти повышая чувствительность пленки или ПЗС-матрицы в фотоаппарате.
Явления, которые длятся 1/100 000 секунды и меньше, доступны для съемки только дорогой специализированной аппаратурой. Например, при лабораторном изучении ударных волн и детонации взрывчатки, плазменных неустойчивостей и лазерного испарения вещества, развития электрического пробоя в воздухе и распространения трещин в разрушающемся конструкционном материале — во всех этих случаях ученым приходится делать снимки с наносекундными выдержками, ведь скорость движений в таких процессах достигает 10 км/с и даже больше. Такая по-настоящему скоростная съемка пока остается одной из немногих сугубо профессиональных технологических областей фотографии, куда еще не проникли вездесущие любители со своими усовершенствованными «мыльницами».
Фото Александр Проскуряков
Как поймать белку «на лету»
Фотографы из группы TC Nature специализируются на съемке тропических птиц и других животных. Однажды им потребовалось снять белку-летягу, которую и увидеть-то удается редко из-за ночного образа жизни. Для этого возле засохшей ветки дерева, на котором появлялись белки, подвесили бревно с кормушкой. Когда летяги привыкли ею пользоваться, бревно стали понемногу отодвигать, пока расстояние до кормушки не достигло двух метров, чтобы «объектам» приходилось прыгать, раскрывая перепонки для планирования. Рядом поставили световой датчик, который срабатывал в начале прыжка. Сначала, правда, он начал выдавать ложные срабатывания — на насекомых. Пришлось задействовать второй такой же и настроить камеру только на одновременный сигнал от обоих датчиков. Аппарат установили в полутора метрах сбоку и чуть ниже траектории прыжка, чтобы расстояние до белки, пока она летит, не менялось и не требовалось подстраивать резкость. Экспериментально выяснили, что от момента включения датчика до попадания животного в кадр проходит 0,4 секунды, и соответствующим образом настроили задержку. Чтобы получить два снимка на одном кадре, использовалась длительная выдержка и делались две вспышки длительностью 1/10 000 секунды с интервалом в 0,1 секунды. Такие кадры может сделать любой читатель «ВС» — нужно лишь немного терпения.
Генри Шеппард
Допущены к показу
Милан — эпицентр итальянской моды. Жизнь в этом городе, идущая по модному календарю, от сезона к сезону, от марта к сентябрю, формирует будущих дизайнеров не хуже, чем учеба в IED — Европейском институте дизайна.
IED был основан в 1966 году журналистом Франческо Морелли. Изначально институт задумывался как «творческая мастерская в области культуры и инноваций». Тогда Франческо даже представить себе не мог, что со временем школа разрастется до сегодняшних размеров. В 1973-м открылось отделение IED в Риме , в 1987-м в качестве филиала возникла знаменитая школа автодизайна в Турине. Потом открывались подразделения в Венеции , Мадриде, Барселоне и даже Сан-Паулу. Теперь в эти города съезжаются со всего мира. В Турин — учиться проектировать новые автомобили, в Венецию — осваивать дизайн яхт или украшений из муранского стекла , в Милан, Мадрид, Барселону — дизайн одежды и познавать все то, что кроется за привычным словом «мода».
У миланского IED нет одного главного здания: он разбросан по всему городу. Интересующее нас отделение моды находится не в центре, а на окраине — в парковой зоне. Само здание похоже на общеобразовательную школу, и только вид студентов говорит, что это не так. Во-первых, все что-то на чем-то рисуют — кто в блокноте, кто и на асфальте, как в детстве. Во-вторых, каждый старается выделиться из толпы однокурсников. Одни — необычной прической, другие — украшениями, сделанными своими руками, собственноручно изготовленной одеждой, сумкой или всем этим вместе. Входящих в здание встречают манекены в одежде «от студентов» разных курсов. В аудиториях все время многолюдно, и лишь на время обеда здание школы пустеет: все расходятся по близлежащим кафе. Желающие сэкономить достают из сумок сделанные дома или купленные в бистро сэндвичи, располагаются в школьном дворике или на ступеньках отдельно стоящего театра. Институтский театр— это своего рода местная достопримечательность. Иногда здесь проводятся публичные лекции, но чаще сцена используется по прямому назначению. Студенческие спектакли, концерты, презентации, а главное — показы — все проходит здесь.
Внешне здание отделения моды, скорее, напоминает обычную школу
Осень—зима
«Вы приехали удачно: начало декабря — это разгар семестра. Студенты полностью втянулись в учебный процесс», — говорит хрупкая Сара Аццоне, вице-президент института. Она садится рядом с нами в кресло, где обычно располагаются абитуриенты во время собеседования. Сара начинает рассказ о школе, не дожидаясь вопросов. Мне остается только слушать и рассматривать ее безупречный, по-милански стилизованный наряд: серые гольфы, собранные в гармошку, — произведение одной из студенток второго курса отделения трикотажа, черная классическая юбка до колен, рубашка цвета только что выпавшего снега, ярко-зеленый пуловер и зеркально-черные ботильоны. Отдельного внимания заслуживает прическа — простая и в то же время идеально подходящая к ее образу. Короткое каре с челкой, каштановые волосы, незаметный макияж — Сара мало отличается от самих студентов.
«Хотя официально год у нас не делится на семестры. Правда, у студентов есть рождественские каникулы и летняя пауза. Но отдыхают только младшие курсы — третьекурсники очень заняты и все свободное время тратят на отшив дипломных вещей. А пятеро лучших за лето должны создать целую коллекцию, чтобы представить ее на нашем главном модном событии. Ровно за два дня до начала миланской недели моды, 20 сентября, мы устраиваем My Own Show. Окажись вы на нем, мы бы посадили вас с главным редактором итальянского Vogue Карлой Соццани, с Саверио Москино, Джоном Ричмондом, Джорджио Армани… Ребята-участники сами все делают — берут на себя режиссуру, разрабатывают и строят декорации, рисуют приглашения, подбирают музыку, а иногда даже пишут ее самостоятельно. Никакой помощи профессионалов, все студенческими руками и головой».