В американской медицинской литературе описан «пенсильванский парадокс», или «феномен Розето». Розето — маленький городок в Пенсильвании, насчитывавший в начале 1960-х годов всего около 1600 жителей. Его и еще несколько таких поселений обслуживала одна больница, сотрудники которой обратили внимание на то, что розетцы обращаются к ним по поводу сердечнососудистых заболеваний примерно втрое реже, чем жители городка Бангор, находящегося по соседству. Специальные исследования не выявили заметных отличий в диете или образе жизни обитателей «оазиса здоровья»: жители Розето потребляли (в расчете на душу населения) примерно столько же алкоголя, табака, кофе, животных жиров, что и обитатели Бангора, пили такую же воду, использовали такое же топливо. Даже средний уровень холестерина в крови был одним и тем же.
Единственное, что резко выделяло городок, — это отношения между его жителями. Практически все население городка составляли итальянцы-иммигранты и их потомки, причем все они происходили из одной местности в Южной Италии. В Новом Свете они сохраняли характерный уклад жизни итальянского Юга: большие патриархальные семьи, объединяющие под одной крышей несколько поколений; разветвленная система родства, при которой все в городке приходились друг другу какой-нибудь родней; церковь как центр общественной жизни. Основу экономики города составляли маленькие заведения: кафе, лавки, мастерские, в которых работала, как правило, вся семья, включая детей. Житель Розето никогда не оставался один и никогда не оказывался среди незнакомых людей: вся его жизнь проходила среди своих — в семье или соседско-церковной общине. В то время как тот же Бангор был населен людьми самого разного происхождения, носителями разных социальных норм и бытовой культуры, привыкшими к уединенной жизни.
Но, может быть, дело совсем не в этом, а в каких-нибудь особых генах, распространенных на исторической родине розетцев, или в целебном воздействии итальянской кухни? Эксперимент, позволивший ответить на этот вопрос, поставила сама жизнь. Спустя 20 лет после исследования генетика и кулинарные пристрастия жителей Розето оставались все теми же, но образ жизни изменился: в городе появились крупные предприятия и маленькие квартиры и коттеджи. И «феномен Розето» испарился на глазах: показатели заболеваемости с каждым годом все меньше отличались от аналогичных цифр для соседних городов.
Эти и многие другие данные убедительно доказывают: одиночество, отгороженность человека от других людей убивают не только через вредные привычки и рискованное поведение, но и сами по себе. Исследователи, однако, не объясняют, почему это так.
Встроенная бомба
В науке часто бывает, что явления, непонятные сами по себе, становятся более понятными, будучи включены в некий контекст, иногда довольно неожиданный. Достаточно вспомнить об удивительном феномене запрограммированного клеточного самоубийства — апоптозе, открытом в 1970-е годы. Когда клетка становится не нужна или опасна организму, она убивает себя, причем очень сложным и строго регламентированным способом.
Ученые, естественно, попытались выяснить, кто и посредством каких сигналов отдает клетке приказ о самоубийстве. Такие сигналы в самом деле нашлись, но одновременно обнаружилось, что можно обойтись и без них. Оказалось, что ряд химических сигнальных веществ — цитокинов помимо своих основных функций (например, побуждения клетки к делению) выполняет еще и функции блокатора апоптоза. Так как клетка к нему всегда готова, а другие команды ей некоторое время не приходят, то она приступает к само уничтожению.
«Клетка — это настоящий меланхолик, — говорит известный российский биохимик Владимир Скулачев. — Ее все время нужно уговаривать жить цитокинами, факторами роста, особыми тканевыми факторами».
Сказанное, конечно, относится к клетке многоклеточного организма: для него единичная живая ячейка не имеет особой ценности, зато очень важно, чтобы она не оказалась в несвойственной для нее ткани и вообще не на месте. Если же весь организм состоит из одной клетки, она по идее должна цепляться за жизнь до последнего, ведь для нее другого шанса уже не будет. Однако американские ученые обнаружили сходное явление у бактерий, в том числе у всем хорошо известной кишечной палочки. Бактерии, как и мы, страдают от вирусов, которые называются бактериофагами, или просто фагами. Фаг размножается внутри бактерии, пока ее клеточная стенка не разрывается, — и тогда бактерия гибнет, а полчища фагов устремляются на поиски новых жертв. Но оказалось, что зараженная бактерия может включить «систему самоподрыва», активировав для этого ферменты-автолизины, расщепляющие клеточную стенку, и погибнуть задолго до того, как число фагов станет критическим.
Смысл самоубийства зараженной бактерии более-менее ясен: пресекая размножение фага на ранних стадиях, она многократно снижает угрозу для соседних клеток и тем самым способствует сохранению своих генов.
Благодаря общению с домашними животными у их хозяев повышается устойчивость к сердечнососудистым заболеваниям. Фото: EAST NEWS
Сопоставление этого феномена (получившего название «митоптоз» по аналогии с «апоптозом») с запрограммированным самоуничтожением клеток навело академика Скулачева на предположение, что механизм самоликвидации — обязательная принадлежность вообще всякой целостной биологической системы. Из этого следовало, что такой механизм должен действовать и на уровне целого организма, в том числе высокоразвитого. И это действительно так: например, действие дифтерийного токсина. Известно, что это белок, состоящий из двух частей. Специальные рецепторы на мембране человеческой клетки связываются с одной частью, после чего активно переносят вторую часть внутрь клетки. Там она связывается со специальным веществом — дифтамидом. Получившийся комплекс наглухо блокирует синтез белка, и клетка погибает. Ни у рецепторов, связывающихся с молекулой токсина, ни у дифтамида никаких других функций в клетке не обнаружено: их единственное предназначение — обеспечить быструю гибель клетки при контакте с дифтерийным токсином. При этом сам микроб вовсе не стремится немедленно убить клетку и тем более весь организм. Судя по всему, это такая же тактика защиты, что и применяемая бактериями против фагов: зараженный организм должен быстро самоуничтожиться, чтобы не превратиться в рассадник заразы. Возможно, тот же смысл имеет знаменитый септический шок — тяжелейшее состояние, развивающееся при попадании в кровь большого количества микробов. Ключевым агентом в его развитии выступает эндотоксин — довольно инертный компонент клеточной стенки грамотрицательных бактерий. Однако с ним связывается специфический узнающий белок, который затем садится на рецепторы мембраны лейкоцитов, и те начинают вырабатывать вещества, служащие сигналом к апоптозу для клеток самых разных тканей. Если бактерий много, этот механизм быстро приводит к отказу всех систем организма и его гибели. Деятельность самих бактерий на этот процесс почти не влияет. Трагический исход может быть спровоцирован и вовсе непатогенными бактериями, если они по каким-либо причинам попадут в кровоток в больших количествах.
По мнению В.П. Скулачева, те же механизмы могут играть значительную роль в развитии неинфекционных болезней (инфарктов, инсультов и т. д.), а также в процессе старения, механизмы которого до сих пор остаются неясными. Но эта тема заслуживает отдельного разговора. Нам же пора вернуться к проблеме повышенной уязвимости одиноких людей.
Чем лечить ненужность?
Во многих исследованиях, посвященных связи между одиночеством и болезнями, отмечалось, что решающими оказываются не столько объективные показатели (число людей, проживающих в одном доме с участником исследования, частота и длительность встреч, телефонных разговоров и т. д.), сколько субъективные ощущения. Человек может жить в отдельной квартире, но при этом чувствовать о себе заботу, разговаривать по телефону, принимать гостей. Другие же, живя в большой семье, ощущают себя лишними. На такого «лишнего» никто не обращает внимания, его слова пропускают мимо ушей, никто не считается с его желаниями. И тогда все риски, связанные с одиночеством, распространяются на него в полной мере. Состояние безысходности усугубляется, если человеку начинает казаться, что его никто не любит. Все хорошо знают распространенную ситуацию «у мамы слабое здоровье»: один из членов семьи (обычно пожилой и почти всегда женщина), ссылаясь на хроническое недомогание, требует к себе постоянного внимания, настаивает на своем мнении, претендует на какие-то особые права. При этом врачи часто не могут найти никаких объективных симптомов либо констатируют какое-нибудь расстройство, но никак не могут установить его причину. Домочадцы, попавшие под такой диктат, обычно подозревают, что все это сплошное притворство и манипулирование. В некоторых случаях так оно и есть, но чаще речь идет о бессознательном стремлении вновь и вновь подтверждать свою значимость для окружающих.