«Видал ли ты, как кормят мышами питонов?»
Так вот оно, Эльгытгын! Эльгытгын — нетающее озеро. Прозрачная вода плещет на береговые камни. Мелкий дождь косо сыплет свои заряды, пелена тумана скрывает берега, скрывает сопки. Мы устраиваемся под береговым утесом. Я смотрю на Старика и что-то не вижу на его лице радости от встречи с озером. И без того худые щеки ввалились, позаросли грязноватой щетиной. Может быть, Старик просто разочарован, что вместо солнца, синей воды и нагретого камня скал его встретили туман и дождь?
Разыскивать сейчас березку бесполезно. Вряд ли мы сумеем разжечь ее, мокрую, под таким дождем. Патентованная спиртовая печка поглощает таблетки спирта проворно, как щелкает семечки подсолнуха тренированная базарная кумушка. Я поднимаю кружку с чаем и произношу извечный тост искателей приключений: «За удачу». Мы чокаемся чаем, сваренным на воде озера Эльгытгын.
Ночные белесые духи тумана бродят над озером. Я не верю в сказки про ледяное безмолвие Севера, не верю в заполярное чувство одиночества. Чукотка гораздо ближе и понятнее человеку во второй половине XX века, чем в давние нецивилизованные времена. Но сегодня ночью мы чувствуем себя, как озябшие пещерные жители. Старик тяжело бормочет во сне. Утром меня будит вопрос:
— Ты видал, как кормят мышами тридцатиметровую анаконду?
— Не приходилось.
— Вот смотри, она глотает их примерно так. — Старик со злостью распаковывает пакетик сухого спирта.
...Разогреваем консервы. Старик злится. Пустыня, черт бы ее побрал! Как в центре Гренландии. Даже комаров нет.
Пустыня, залитая туманом.
Эльгытгын — Мекка романтиков. Многие мечтают побывать на берегах этого озера. Но мы ищем легендарную серебряную гору. Где она — среди сотен покрытых туманом сопок? Век кладоискательных авантюр отошел, очевидно, в прошлое вместе с веком парусов, мушкетных пуль и «белых пятен» на карте. Современных кладоискателей готовят в институтах, к их услугам миллиарды госбюджета, вертолеты и умные приборы — «охотники за минеральным сырьем», которые ищут прямо с воздуха.
Что значит по сравнению с этим цепочка маршрутов двух дилетантов, без подробных карт, без снаряжения?.. Из века современной геологической науки мы добровольно перешли в век средневековых искателей с прутом лозы в руке.
Я молчу. Молчит Старик.
Полигон для психологической тренировки лунатиков
Мы принимаем решение уходить. В рюкзаках мало консервов, царство непуганой дичи осталось внизу, плитка-питон глотает таблетки уже не как мышей, а как мелкие просяные зернышки. Отсыревший листок карты на коленях. Я прочерчиваю длинный кольцевой маршрут: вначале на юг, потом на запад (это уже пройдено), потом на север, потом на восток (это еще впереди). Вот и все, что можно сделать в это неудачное лето. Мы осмотрим верховья встреченных рек, мы будем искать горку, подходящую индивидуальным обликом под длинные уваровские описания. Может быть, это и бесполезно, но...
Путаный ветер начинает разгонять туман. Мы вскидываем рюкзаки на плечи, и, как по заказу, желтое виноватое солнце проглядывает сквозь низкое месиво облаков...
На прощанье Эльгытгын открывается нам целиком. Старик усаживается на камень и вынимает трубку. Я старательно подражаю ему.
Озеро круглой, почти правильной формы. Белые пятна льда на воде и длинные ленты прибрежных валов. Хмурые зубцы утесов окружают озеро. На востоке утесы сливаются с уходящими тучами. Тихо. Пусто. Кое-где розовые отсветы ложатся на воду. Не помню, кто писал, что смесь розового и серого волнует нас, как подсознательное толкование будней жизни. Мы не поклонники всяких подсознательных толкований, но смесь розового и серого действительно создает настроение. Для того чтобы быть художником, надо увидеть мир, это всем ясно, но ведь для того чтобы понимать живопись, тоже надо видеть мир. Может быть, наступит время, когда транспорт сделает планету легкодоступной во всех ее углах, и тогда дискуссии о Рерихе и Кенте и о сотнях других художников перекочуют из выставочных залов в Гималаи, на Тибет, на Чукотку, может быть, вот сюда.
— Лунный кратер. Черт меня побери, настоящий лунный кратер! — слышу я тихий голос Старика. — Знаешь, парень, когда будут готовить людей на Луну, то, наверное, в комплекс подготовки будет входить и ознакомление людей с лунными пейзажами. Вот готовый полигон.
Я не стал напоминать Старику, что он сам еще не видал лунных пейзажей.
Дни, ночи и сантиметры
Ах, Уваров, Уваров! Ты споткнулся в свое время о Полярный круг, не довел до конца дело, в которое верил. Ну, хотя бы поточнее собрал бы ты сведения о том, где лежит эта серебряная гора, хотя бы разобрался, откуда взялось ее название. Ведь ты же знал чукотские горы, черт разберется в этих сотнях сопок...
Круглые сопки Анадырского нагорья заполнили весь мир. Мы видим, как по каплям, из звонкого бормотания под глыбами осыпей, из насыщенных влагой моховых подушек, из крохотных ручьев рождаются воды Анадыря и Анюя.
День сменяет ночь. Время отсчитывается только по привалам, сну, переходам. Старик невесел. Холодное сидение на озере не прошло даром: болит продутая монгольскими ветрами, застуженная на ледниках Памира спина. Сдают уставшие на сотнях километров охотничьих троп ноги.
Солнце щедро расплачивается за свои грехи. Наши кухлянки сухи и теплы. Горы желты и молчаливы. Пара зайцев удирает от нас среди камней, тонко пересвистываются горные кулики. Однажды мы видели, как сторожкая цепочка баранов тянулась на вершину.
Знает ли Баскин, что по его заявке ничего не нашли? Может быть, сейчас он разрабатывает новый логический комплекс сочетания рек, легенд и географических пунктов... А может быть, где-либо лежит без пользы дневник ловкача-канадца Шмидта, который рвался к этим местам, но тоже споткнулся. Здорово бы нам сейчас пригодился этот дневник.
Наши ноги отсчитывают карандашные сантиметры на карте. На север, потом на восток. Пустеют рюкзаки.
Наступает и тот день, когда залитая голубой дымкой Чаунская долина снова открывается перед нами. Наше настроение можно сравнить с настроением верблюдов, увидевших оазис. В пустынях есть оазисы, на Чукотке есть Чаунская долина.
Вместе с петлей на карге завершается первый этап первого года охоты за серебряной горой. С собой мы уносим желтую тишину горных долин, свист ветра в ушах, память о вкусе воды озера Эльгытгын и память о розовых утесах над серой водой... Мы видели марсианские закаты, видели горных баранов на вершинах... Кто знает: мало все это или много?
Окончание с продолжением
И вот мы снова в поселке. Потрепанная на морской волне и на речных быстринах «Чукчанка» мирно стоит на приколе...
Оставшееся дома самодеятельное пресс-бюро не теряло времени даром. Да, действительно, Уварова до сих пор помнят на Анадыре. В районе Усть-Белой одно место так и называется — «Уваровские плоты».
Люди, указанные им в заявке, действительно жили на Анадыре, сейчас там живут их потомки.
К сожалению, больше ничего путного узнать не удалось.
Один из корреспондентов клянется разыскать статью, где детально разбирается вопрос о «землепроходческом серебре».
Есть письма. В одном скромно упоминается об аномально высоком содержании серебра в одной из проб с верховьев Анадыря. К сожалению, проба была единственной, и ее признали недостоверной.
Один веселый приятель цитирует Илью Эренбурга: «Жить в прошлом — удел археологов и старых дев».
Человек, много лет проработавший оленеводом на Корякском нагорье, пишет об удивительных рыбах и клубнях каких-то растений, найденных им на одном из озер в бассейне Пенжяны. Предлагает заняться. Всякое бывает.