Путешествие вокруг света, как известно, начинается с первого шага. Открытия иногда начинаются со вздорного на первый взгляд утверждения. Быть или не быть чукотскому серебру? Пожалуй, мы сделали в решении этого вопроса пока совершенно несущественный сдвиг. Нам явно не стоит выступать в роли экспертов. Очевидно, вопрос не будет решен, пока не будут найдены достоверные истоки происхождения легенды.
Землепроходцы шли к нему с запада, Уваров шел с юга, мы шли к нему с севера. Есть еще четвертый маршрут — с востока, с той стороны, где на нашей карте крестиком обозначена гора Пильгурти Кувейта Нейка. Кто знает, Чукотка не так уж велика, а маршруты оленеводов, как и маршруты легенд, пересекали и пересекают ее всю и во всех направлениях. Об этом стоит подумать.
— Мы пойдем, мы пойдем за тобой, товарищ, только азимут дай да скажи маршрут, — напевает Старик.
Мы сидим на берегу моря. Бухта забита кораблями. Низкими утюгами темнеют два ледокола, легкомысленно покачиваются освободившиеся от груза транспорты. Изъеденные ноздреватые льдины с отрешенным шорохом трутся о берег.
Мы молчим. Десять раз обоснованная и сто раз объясненная неудача все же угнетает.
— Слышишь? — вдруг спрашивает Старик. Сквозь меланхолический посвист ветра, шорох льдин и чаячьи крики еле-еле сквозит настойчивое царапанье... Крохотная засыхающая былинка приткнулась к избушке там, где одна из многочисленных дыр заделана железным листом. Здорово пасмурно, но былинка светится изнутри остатками летнего уходящего света и трется о железо упрямо и весело, как игривый козленок.
Мы усмехаемся. Глаза у Старика начинают блестеть. Я знаю, что сейчас будет. Сейчас Старик выложит мне проект новой Вдоль и Поперек Продуманной Экспедиции...
Олег Куваев
Схватка за красным забором
На бой быков мы поехали в разгар мексиканской корриды, в ноябре, когда в Мехико стоят ясные, безветренные дни, когда ласково и мягко светит солнце, когда зелень на широких старинных бульварах чуть подернулась золотым отливом.
Мы едем вдвоем с Ренато. Он намного старше меня — ему за шестьдесят. Белые как снег волосы украшают его голову. Сорок лет Ренато работает репортером в спортивной газете и каждое воскресенье пишет о бое быков. Ренато любит корриду, знает ее и всегда едет на стадион в приподнятом настроении.
По воскресеньям на бой быков в Мехико едут все — от подростков до стариков. Длинные вереницы машин медленно продвигаются к цели. Впереди нас еле-еле тащится автобус, мальчишки облепили его со всех сторон. На остановке безбилетные пассажиры разбегаются, чтоб не заметил полисмен. Но как только автобус трогается, черноволосый паренек лет четырнадцати, видимо вожак, протяжно свистит, и ребята снова бросаются к автобусу, занимая прежние места.
Вид у всех, кто едет на стадион, торжественный, одежда яркая, нарядная. В этой праздничной суете, наверное, только я чувствую себя неловко, потому что еду на корриду впервые. Меня неотступно преследует мысль, что скоро я стану свидетелем страшного зрелища, кровь обагрит песок...
На площади перед стадионом гремит музыка. Важно прохаживаются парами зрители. Хрипло и звонко кричат продавцы свое любимое «купите!». «Купите портрет матадора Вильянеды! Купите расшитые золотом панталоны! Купите шпагу с запекшейся бычьей кровью!..»
Мы долго пробиваемся сквозь толпу и, наконец, подходим ко входу. Только не к общему входу, где на стенах красочные барельефы быков и матадоров, а к более скромному — служебному. Полицейский, стоящий у двери, улыбается и прикладывает руку к козырьку:
— Салюдо, Ренато!
Сразу за входом — стойла быков. Животные стоят в небольших загонах, косо поглядывая на прохожих круглыми, с красным отливом глазами. Мальчишки скачут по прогону на лошадях, разминая их перед боем. Ренато приводит меня в большую комнату, где переодеваются участники боя. Как и на площади перед стадионом, в раздевалке праздничная атмосфера, слышится непринужденный смех. Совсем не похоже, что люди готовятся к смертному бою!
— Познакомься, матадор Франциско, — представляет мне Ренато молодого человека, сидящего на стуле в нательной рубахе и панталонах.
Раньше я видел матадоров только на картинках. Затянутые в золотые камзолы, с косичкой на голове, они напоминали красивые статуэтки, и я никогда не задумывался, какое у этих людей лицо. Матадор Франциско больше всего поразил меня своим лицом: большой лоб, резко очерченный рот, темные, как вишни, глаза. В них светится большая доброта.
— Вам никогда не бывает страшно? — спросил я на прощанье матадора.
— Иногда бывает! — Франциско произносит эти слова со смущенной улыбкой и подает твердую, как металл, руку.
Над трибунами, где разместились двадцать тысяч зрителей, звучат фанфары, рассыпается дробь барабана. Из распахнутых ворот на песчаную арену стадиона, отгороженную от публики красным забором, вырывается огромный четырехлетний бык. Его черная шкура лоснится на солнце, на могучей шее выпирают тугие желваки мышц... Посредине арены бык останавливается и, согнув могучую шею, бьет передним копытом о землю, вызывая на смертный бой матадора.
Снова разносятся призывные звуки фанфар, и из узкого прохода в ограде на арену вступает Франциско. Затянутый в коротенькую желтую куртку, расшитую серебром, в плотно облегающие тело панталоны, он выглядит грациозно. Сняв с головы черную треуголку, Франциско раскланивается перед публикой, отставляя одну ногу в сторону и разводя руки перед грудью.
Мягко ступая по песку, Франциско идет навстречу быку. Шагах в пятнадцати он широко распахивает красный плащ. Мгновение бык остается на месте, но потом бросается вперед. Франциско вытягивается, гордо подняв голову, и пропускает его рядом с собой. Бык ударяет рогами по плащу и откидывает материю вверх, чуть не задев Франциско.
— Франциско пробует быка, — говорит Ренато, не отрывая взгляда от арены.
Бык остановился и, резко развернувшись, снова бросился в атаку. И опять его рог проходит в нескольких сантиметрах от расшитой серебром куртки Франциско.
Мягко ступая по песку, Франциско уходит с арены. Проба окончена. Появляется пикадор — всадник, закованный в железные латы. Он похож на средневекового рыцаря. Бык бросается на лошадь. Всадник не успевает вовремя вонзить копье в хребет быка, и животное, упершись рогами в прикрытый матрацем бок лошади, прижимает ее вместе с пикадором к ограде. Всадник валится на землю.
На арену легко и грациозно выбегают бандерильеры. В высоко поднятых руках они несут бандерильи — небольшие разноцветные палочки со стальными наконечниками на концах.
— Торо! Торо! — кричат бандерильеры, пытаясь отвлечь быка от всадника. Бык бросается на одного из них, но тот, ловко увернувшись, вонзает в его хребет разноцветные пики.
— Олэ! — радостно гремит стадион.
Бык бесшумно прыгает. Он хочет сбросить с себя бандерильи, но не может.
— Увертюра кончилась! — шутит Ренато. — Теперь начнется представление.
Франциско берет красную мулету, шлагу и снова появляется на арене. Он снимает свою черную треуголку и бросает ее за барьер. Вытянув шпагу параллельно земле, матадор перекидывает через нее мулету и прижимает ее к шлаге левой рукой.
— Иди! Иди! — зовет Франциско быка, потрясая перед ним мулетой и притопывая ногой.
Бык бросается в атаку. Франциско вытягивает левую руку с мулетой и чуть приподнимается на носках. С налета бык бьет рогами мулету, и она взлетает вверх, как занавес на окне от сильного ветра. Развернувшись, бык снова бросается на мулету. Франциско стоит спиной к быку и, чуть повернув голову влево, косит глазом назад.
После каждого удачного движения зрители славят матадора. Так же как все, я увлечен представлением и поэтому не ощущаю присутствия людей, заполнивших большую чашу стадиона. Я даже забыл о Ренато, и когда ненароком взглянул на него, то понял, что он тоже не помнит обо мне. Ренато смотрел на арену большими, по-детски раскрытыми глазами.