А потому на всех картах — и той, что висит в разместившемся на авианосце штабе 7-го флота, и той, что в штабе командующего под Сайгоном, и в гавайской штаб-квартире главного командования американских вооруженных сил на Тихом океане, и в пятиугольном здании на берегу реки Потомак в Вашингтоне — перевал Донглок обозначен особой пометкой «top priority» — «объект первостепенного значения».
Мы выходим из машины и по некрутому склону взбираемся на гребень хребта. Вокруг абсолютная тишина, даже птиц не слышно, лишь шаркают о камни подошвы наших ботинок. Насколько хватает взор, нет ни дерева, даже трава не растет тут, и ничто не скрывает искореженную, изрытую, бомбами перепаханную красную землю. На самом гребне высится бело-красный, сложенный из кирпича обелиск, на котором что-то написано бронзовой краской. Это памятник павшим на самом перевале Донглок и на ведущих к нему дорогах. Бомбы настолько выщербили гребень, что его чернеющий силуэт на фоне неба напоминает пилу с неровными зубьями. Наши спутники-вьетнамцы говорят, что раньше подъем на хребет был потруднее, ибо и сам хребет был много выше и круче; бомбы срыли его до половины.
Дорога идет по склону параллельно гребню, на каждом шагу мы спотыкаемся о торчащее из земли железо. Земля буквально нашпигована осколками. Нужно в оба смотреть под ноги, ибо осколки, острые как бритва, способны легко пропороть толстую ботиночную подошву. На самом краю огромной воронки прижался к подножию горы еще один памятник, чуть поменьше и поскромнее, чем тот, на хребте. Здесь погибли десять девушек — целая ремонтная бригада. Бомба «накрыла» их очень точно, не осталось даже следа. Воронка у подножия — общая могила всех десятерых.
Несколько лет назад мне довелось побывать в Вердене. Там, неподалеку от форта Дюамон, мне показали известный всему миру «окоп со штыками». Бетонная крыша защищает от непогоды заваленную землей траншею. Шквальный огонь немецкой артиллерии в один миг засыпал в траншее приготовившийся к атаке французский пехотный взвод. Пятьдесят пять лет спустя из земли еще торчат штыки, примкнутые к карабинам; их все сжимают в руках готовые к атаке солдаты, которых опередила смерть. От десяти девушек с перевала Донглок не осталось ничего, только этот памятник. Память возвращает меня на поле битвы в далекой Франции, на мертвое, отравленное, погибшее поле, где до сих пор находят в земле неразорвавшиеся снаряды. Здесь такая же мертвая земля, но только там полвека назад залегли в окопах друг против друга две вооруженные до зубов армии. Здесь, на Донглоке, вооруженные силы ограничивались отделением ПВО. Здесь работали трудовые батальоны.
В нагромождении земли и камней не сразу различаешь саму дорогу через Донглок, ибо она представляет собой не что иное, как насыпь из красной земли, петляющую среди бомбовых воронок и ям. Машина движется по ней с трудом; с обеих сторон дороги орудуют лопатами и тачками женщины. Скрупулезные вьетнамцы сообщают нам, что на Донглок сброшено сорок три тысячи бомб. В день здесь бывало до десяти налетов; бомбардировщики прилетали группами по десять-двенадцать самолетов. Бомбежки продолжались непрерывно — с рассвета до заката. Бомбы шариковые, бомбы, начиненные стрелами, бомбы крутящиеся, бомбы зажигательные, бомбы осколочные, бомбы замедленного действия и бог весть еще какие бомбы. Ремонтные бригады выходили на работу только ночью, но и тогда прилетали американские самолеты. Они сбрасывали мощные светильники на парашютах и, осветив перевал, принимались методично осыпать его шариковыми бомбами. Другие самолеты кидали бомбы замедленного действия. Днем вьетнамцы разыскивали места, где залегли эти бомбы, и обезвреживали их. Ночью это было невозможно.
Девушка по имени Ла Тхи Там четыре года занималась наблюдением за бомбами. Ее обязанности были несложны: заметив падающую бомбу, она должна была тут же обозначить место ее падения флажками. Представьте себе эту работу: сотни, тысячи раз бежать к бомбе, которая может взорваться в любой момент: и тут же, и через две минуты, и через час. И так четыре года подряд, без передышки, без выходных.
Четыре года подряд каждый день дорогу приводили в порядок. Работа не утихала ни на день, дорога жила. Но для этого каждую ночь приходилось начинать сначала.