Я не глядел на подчиненных, но знал, что они смотрят на меня. Чувствовал их взгляды.
— Сбить могут, угадали, на войне это случается! — ответил генерал и твердо закончил: — Прикрытия не разрешается. Пойдут только три экипажа. Назовите фамилию ведущего!
— Товарищ генерал! Ведущим пойду я сам, а ведомыми...
Командир дивизии перебил:
— Вам участвовать в вылете не разрешаю! Уговаривать не пытайтесь. И думайте быстрее: до вылета пятнадцать минут!
— Тогда разрешите доложить фамилии летчиков через пять минут.
Генерал помолчал и согласился:
— Хорошо. Жду.
Я положил телефонную трубку, оглядел летчиков:
— Товарищи, нам поручают выполнение важного и опасного боевого задания...
На меня смотрели внимательные глаза друзей. Собранных. Строгих.
Разъяснив сущность поставленной задачи, я сказал:
— Кто хочет лететь — прошу встать...
Встали все, как один человек. Майоры Чурилин, Батаров, Оськин и Мошин, капитаны Логвиненко и Сошников, старшие лейтенанты Гришин и Трусов, лейтенанты Беляев, Шувалов, Мордовский, Рыжов, младшие лейтенанты Егорыхин, Щетинкин и Щелкунов: командиры эскадрилий и звеньев, асы и новички. Русые, темноволосые, голубоглазые и черноглазые. Рослые и невеликие ростом, широкие в плечах и по-юношески тонкие. Весь полк. Плечом к плечу. И, значит, выбирать все равно приходилось мне.
— Капитан Сошников... — сказал я. — Ведущим. Младший лейтенант Щелкунов — ведомым. А третьим... Лейтенант Рыжов!
Они остались в землянке: сухощавый, щуплый на вид капитан Иван Иванович Сошников, высокий, порывистый лейтенант Василий Павлович Рыжов и застенчивый двадцатилетний младший лейтенант Василий Александрович Щелкунов, которого никто не называл иначе, как Васей.
Я с таким же основанием мог выбрать и других. Но Чурилин, Батаров и другие асы только что вернулись из полета, а капитан Сошников сегодня еще не поднимался в воздух. Сошников, очень спокойный, дисциплинированный, имевший на счету 18 сбитых «мессеров» и «фоккеров», был идеальным «ведущим». Под стать ему был лейтенант Рыжов. Ну а если лететь предстояло Сошникову, то следовало взять и его постоянного ведомого младшего лейтенанта Щелкунова. Он обладал классической осмотрительностью в воздухе, прямо-таки неожиданной для недавнего выпускника училища. Восемьдесят вылетов было за плечами Щелкунова, и он всегда самым первым замечал противника.
Проинструктировав экипажи, я сказал:
— За «верх» не беспокойтесь. Возьму грех на душу. Прикрою парой Яков.
Не сказал только, что прикрывать буду сам с майором Оськиным — давним моим напарником, хладнокровным и бесстрашным летчиком.
Пять минут истекли. Я позвонил генералу Смирнову.
— Вылетайте! — приказал генерал.
Во второй половине дня небо очистилось, и на землю сошло солнце. Нам с майором Оськиным, летевшим на высоте три тысячи метров, город виделся сквозь полосы светлых размытых облаков неким подобием огромного, высвеченного солнцем чертежа, разрезанного синевато-серой лентой реки. Скошенные на виражах коробки домов, тонкие паутинки улиц, окружности и прямоугольники площадей, черточки мостов через Дунай, черные клубы дыма в районе вокзала и ярко-белые, будто ватные, дымки пушечных выстрелов вблизи окраин...
Первым освобожденным городом, который я увидел с борта истребителя, был Краснодар. Он казался мертвым. Разбитые дома без крыш, рухнувшие на улицы стены зданий. Отступая, гитлеровцы пытались сровнять его с землей. Я никогда не считал себя человеком слабонервным, но тогда защипало в глазах и в горле остановился соленый ком.
Мне довелось увидеть с борта истребителя и родной город Гуляй-Поле, родной хутор, где жили в оккупации мои отец с матерью. К тому времени я уже насмотрелся на варварства фашистов. Меня уже не могло потрясти зрелище пепелищ, голых печных труб на месте хат и бурьяна на пашнях. Тогда меня потрясло, что родная хата цела! Я пролетал над нею. И из собственного сада меня обстреляли из спаренных установок «эрликона». Вражеские зенитчики вели огонь из-под тех деревьев, что сажали мои дед и прадед. Я развернул свой истребитель, спикировал на сад и всадил в «эрликон», рискуя попасть в хату, весь запас свинца...
Вена лежала под крылом нетронутая. Ее дома, дворцы, музеи, соборы, мосты — все стояло на своих местах и должно было остаться на своих местах. Вену не могла постигнуть судьба Ленинграда и Минска, Краснодара и Гуляй-Поля, судьба наших городов. Мы пришли сюда не мстителями и не разрушителями. Мы пришли спасти Вену...