— Ну что я тебе говорил? — заразительно смеется Хосе. — Это наши богатеи: кулаки, владельцы больших магазинов. Все убежденные франкисты, каждый день мечтающие сообща, когда же вернется старый режим, беззаконный, с казарменными порядками. Но их времена прошли, пусть себе живут со своей ностальгией по диктатуре. Историю вспять не повернуть. Кстати, об истории. Сейчас я познакомлю тебя с историографом Монтильи. Очень любопытный человек.
Мы заходим в небольшую фотографическую мастерскую, владельцем и единственным работником которой и является человек, посвятивший всю свою жизнь изучению родного края. Мануэль Руис выкладывает на стол древние книги, подшивки пожелтевших от времени газет, фотографии, афиши, плакаты, документы. Долго длится наша беседа. Мануэль одинаково увлекательно рассказывает о том, как недалеко отсюда, в давние-давние времена, великий Цезарь выяснял отношения на поле брани с соперниками за власть в Римской империи. Тогда Монтилья называлась поселением Мунда. А в 1873 году, продолжает рассказчик, именно в этих местах состоялась одна из первых в Испании массовых крестьянских манифестаций. Ее участники требовали достойных человека условий жизни, выступали за право создания организации, которая бы защищала их интересы. Расправа последовала незамедлительная и жестокая: людей убивали, их дома сжигались дотла. Мануэль показывает своего рода историческую реликвию — старинный жетон, который в начале прошлого века выпускали власти Монтильи. На нем написано всего одно слово — «бедняк». Казалось бы, обидно носить такую отметку. Тем не менее получить его было чрезвычайно трудно, ибо он давал официальное право безземельным, голодным, бесправным крестьянам собирать милостыню по окрестным селениям.
Наша беседа затянулась допоздна. Выходя из мастерской, я думал найти город спящим. Но Монтилья и не думала засыпать. По ее улочкам все так же бродили молодые люди. По-прежнему вели нескончаемые разговоры женщины в черных платьях, которые так и не поднимались со своих стульев. Шумели в таверне мужчины. А из дорогого кафе в нашу сторону вновь устремились злобные взгляды. Комментарий Хосе Луке на сей раз был совсем кратким: «Сейчас не прошлый век, времена жетонов канули навсегда».
Школа, где учат красоте
Современному путешественнику, который едет по Андалузии, не услышать чудесных народных мелодий. Нет, не раздаются, как в те времена, когда здесь путешествовал наш великий композитор М. И. Глинка, серенады от Севильи до Гоанады. И в Кордове не поют, как в былые времена, влюбленные под балконами красавиц. Правда, на улицах городов можно встретить бродячих певцов, гитаристов, танцоров. Но, честно говоря, зрелище это грустное, и никакого отношения к прекрасному испанскому народному искусству не имеет. Грохочущие заокеанские ансамбли, звучащие в эфире, заглушают перезвон испанской гитары.
И все же в народе живет неистребимая любовь к своему, унаследованному от прадедов искусству. Кордова всегда щедро дарила всей Испании блестящих музыкантов, певцов, танцоров. Отсюда вышли песни типа солеа, серрена, а многие специалисты считают город колыбелью знаменитого «канто хондо», пения ни с чем не сравнимого. А что же сейчас? Учат в Андалузии старинному искусству? Есть, например, школа танцев в Кордове?
— Есть одна такая школа,— ответил мне местный журналист, страстный поклонник искусства.— Но... Впрочем, сам увидишь...
Я долго бродил, разыскивая улицу Помпейос. Она оказалась тихой и совсем пустынной. Я прошел по ней два раза — сначала по одной стороне, потом по другой. Никакой вывески, ни одного здания, хотя бы отдаленно напоминающего школу, как мы ее представляем. Вдруг услышал за спиной девичий смех. Несколько стройных девушек в традиционных нарядах Кордовы, надетых явно для танцев, нырнули в довольно обшарпанную дверь одного из скромных домиков. Вслед за ними зашел и я, спустился в подвал, откуда раздавались звуки музыки, и нашел там нужную мне школу.