Телефонист моментально передал приказ на батареи. Минут десять носились над позициями пикирующие бомбардировщики. Бомбы рвались повсюду. Как только они улетели, артиллеристы принялись восстанавливать порядок. Но вдруг появился корректировщик над полем боя. Жди огня дальней артиллерии. Так и вышло. Завыли снаряды, засвистели осколки.
Замысел врага командиру дивизиона был ясен: сейчас снова пойдут танки. Он связался с батареями. Итоги боя: фашисты оставили восемь танков; с нашей стороны потеряно четыре орудия, убито 15 человек, ранено — 18.
«Танки надо встретить как следует»,— думал командир.
— Телефонист! Вызовите командира второй.
— На проводе, товарищ капитан!
— Иван Леонтьевич, срочно меняйте боевые позиции. Уходите на запасные.
Отойдите вглубь по опушке на один километр и окапывайтесь.
Разговаривая с Криклием, командир батареи одновременно отдавал команду: «Коноводов на огневую и срочно менять позицию!», а сам продолжал:
— Товарищ капитан, снаряды на исходе. Раненые есть.
— Подвезут снаряды, а раненых заберут. Сейчас свяжусь с полком.
— У меня два орудия осталось...
— Знаю, но запасных нет, брат. Держитесь. Танки подпустите метров на шестьсот и бейте в упор, в лоб. Свободных артиллеристов поставьте в окопы с гранатами. Я попрошу, чтобы на вашем участке усилили пехотное прикрытие с противотанковыми ружьями.
Закончив разговор с лейтенантом Родь, Криклий связался с двумя другими батареями. У Быкова все четыре орудия были исправны. У Рябченко осталось два. Тому и другому он приказал:
— Замаскируйтесь так, чтобы немецкие танкисты вас не обнаружили. Пусть думают, что авиация и артиллерия сделали свое дело. Полагаю, большей частью они пойдут по дороге, на стык с лесом. Там в глубине их будет ждать вторая батарея...
Замысел командира дивизиона на батареях поняли.
Только прекратился артиллерийский налет, на горизонте снова показались танки. Приникнув к стереотрубе, Криклий насчитал пятьдесят четыре машины. На тридцать минут, позиции дивизиона замерли.
Криклий, наблюдая за движением танков, радовался. Они шли именно тем маршрутом, который он предполагал,— в основном по дороге и параллельно ей. За танками двигалась мотопехота.
Громада, которую отчетливо видел перед собой Криклий, катилась в направлении второй батареи. Капитан попросил к телефону командира:
— Танки вам еще не видны? А мы уже и видим и слышим. Держись, лейтенант! Держись, Родь!
Колонна немцев втягивалась в «мешок». Криклий предупредил Рябченко и Быкова:
— Огонь открыть после первых выстрелов второй батареи.
Минут через двадцать до НП командира дивизиона донеслись выстрелы второй батареи. Криклию показалось, что стреляли не два орудия, а все четыре, и ритм ударов так участился, что капитан даже усомнился: наша ли это батарея стреляет?
Передние танки замешкались. Два из них уже горели, а задние напирали. Ровно через три минуты по этому скоплению вражеской силы ударили все четыре орудия первой батареи и два — третьей.
Стальные машины заметались, подставляя свои борта и гусеницы для ударов прямой наводкой. Вот еще один остановился, дымит, еще, еще... Пехота залегла. Танкисты начали разворачивать машины. Раздалось множество беспорядочных залпов. Танки окутались дымом. Сердце Криклия часто билось от возбуждения.
Он связался со второй батареей:
— Танки наседают, удержитесь?.. Двиньте пару раз осколочным и по пехоте.
Отчетливее всего слышал командир, как стреляли орудия третьей батареи, они были ближе всего к его НП. И поэтому он сразу заметил, как одно орудие прекратило стрельбу.
— Что случилось, Рябченко?
— Смято орудие...
— Гранаты! Гранаты пускайте в ход!..
Нелегко было и батарее Быкова. Вышли из строя два наводчика. Один ранен, другой убит наповал. У первого орудия за наводчика встал командир огневого взвода гвардии младший лейтенант Горлов. У другого — парторг батареи гвардии лейтенант Шашин. Орудия раз за разом посылали по танкам бронебойные снаряды. Вот Шашин увидел, как замер один фашистский танк, потом еще один... По-снайперски расстреливал вражеские танки командир орудия Лычак. На его счету три танка. А бой гремит, продолжается.
Командир батареи Быков, когда увидел лавину танков, повернувших к его позициям, начал считать их. Получалось почти по десять на каждое орудие. Артиллеристы по его команде повели прицельный огонь. Вскоре вокруг Быкова взметнулись комья земли. Со свистом полетели осколки. Осыпаемый землей, он не обращал внимания на разрывы снарядов и подавал команды. Инстинкт самосохранения требовал лечь, спрятаться, вжаться в землю, а он стоял, открытый всем пулям. Если бы лег, то не увидел бы танков, не смог бы определить расстояние до них и точно подать команды. Среди разрывов, пороховой гари и едкого дыма он заметил, что с левым орудием первого боевого взвода случилась какая-то беда. Оно вмиг замолчало. Быков не видел, не знал, что ранило сразу троих из расчета... А тут гитлеровский танк недалеко и движется прямо на его позиции. Если он доберется туда, то не только левое орудие, но и вся батарея может погибнуть. Быков бросился на позиции первого взвода, хотя сознание подсказывало: не успеет. Но он все же бежал и махал руками, кричал во все легкие, чтобы его услышали подчиненные, чтобы увидели, какая беда грозит их батарее.