На фото: Бернис Крисчен, несмотря на свой возраст, а ей уже 83 года, трудится ни своем поле — так принято у островитян
— Купить-то мы еще что-то можем,— сердито говорит сутулый старик, сидящий на углу общего стола,— а как доставить? Обычно мы пользуемся новозеландскими судами, идущими к Панамскому каналу. Но фрахт растет в цене, а кому охота делать крюк, чтобы зайти к нам? То, что мы уже второй месяц не получаем не только продуктов, но даже писем,— это никого не интересует. Были ведь времена, когда мы жили, ни от кого не завися, и почти не знали денег. Каждый работал на своем участке, кормил семью и был доволен, что живет на этом прекрасном острове. Теперь все считают деньги и думают, как побыстрее уехать отсюда.
Тем временем Михаил закончил осмотр и вышел из амбулатории.
— Эндрю Янг,— сказал он,— пригласил нас всех к себе домой.
— Все дома в Адамстауне — близнецы,— поясняет нам Янг.— Все они одноэтажные, сбиты из струганых досок, с небольшими окнами и земляным полом. Самая важная часть в доме — крыша. Видите — железная.— Он показал на крышу дома рядом.— У моего деда крыша была из пальмовых листьев. Но когда пересох единственный ручей, люди собрались и начали думать, что делать. Некоторые решили, что настала пора уезжать с острова, ведь без воды жизни нет. Тут встал мой дед и сказал, что он-то уезжать не намерен. Вода, мол, сама льется с неба, надо только ее собрать. Он и предложил заменить пальмовые листья железом. Железо можно загнуть, чтобы дождевая вода, стекая, собиралась в бочки. Теперь у каждого дома стоит еще и бетонный резервуар. С тех пор как дед «нашел» воду, на острове пьют только ее — дождевую. Другой нет.
Мы прошли мимо единственного в городе магазина.
— Работает два раза в неделю по часу,— говорит Янг.
На фото: По старинному обычаю плоды авокадо распределяют на главной улице Адамстауна.
Вот и участок Янга. Хозяин широко распахивает дверь дома и приглашает войти. Входим в узкий коридор, из него в большую комнату. Да, все действительно так, как и говорил Янг: маленькое окно, земляной пол, дощатые стены.
Кажется, что здесь давно никто не живет: всюду пыль, беспорядок. Дом больше похож на сарай, где свалены ненужные вещи. Только фотографии, развешанные по стенам, тщательно протерты. Ради этих фотографий, с которых смотрят улыбающиеся лица, Янг и пригласил нас к себе.
— Вот этот,— с гордостью говорит он, указывая на изображение здорового молодца,— мой старший сын. Он сейчас работает в Новой Зеландии. Рядом с ним — младший. А это мои дочери... Тоже уехали...
Постояв немного, словно думая о том, что дети уже давно не писали, а чтобы кто-нибудь из них приехал, и мечтать нечего, Янг машет рукой и зовет нас на улицу. Визит окончен.
— Прихожу сюда только поздно вечером, чтобы переночевать,— поясняет Янг.— Мой дом — остров. Да и дел хватает на весь день. У меня несколько участков, самый большой около дома, еще есть поменьше в разных местах острова.
В соответствии с законами, установленными еще первыми колонистами, каждому родившемуся на Питкэрне предоставляется в вечное владение участок. Это правило соблюдается и в наши дни. Даже за теми, кто навсегда покинул остров, сохраняется участок плодородной земли, на которой растет сейчас лишь сорная трава. И никто не имеет права обрабатывать эту землю, только владелец. Островитяне скрупулезно поддерживают и другие традиции первых поселенцев. До сих пор существует обычай делить продукты питания, который ввел еще Флетчер. Распределение происходит так: купленные на общинные деньги (к примеру, редкие здесь мясо, мука) либо собранные с общинных участков земли продукты питания (фрукты, овощи), выловленную рыбу раскладывают на равные кучки — по количеству семей. Один из островитян отворачивается, а другой указывает на кучки и спрашивает. «Кому?» Отвернувшийся называет фамилию семьи, которая сразу же получает указанную долю.
И все же...
— Да, Питкэрн уже не тот, что был в годы моей молодости. Сейчас на острове остались лишь старики и малыши. Мои сыновья уехали навсегда. Письма от них приходят изредка. Сейчас на острове осталось лишь пятеро мужчин среднего возраста. Именно на них держится вся наша «экономика». Они ходят в океан за рыбой, чинят лодки и дома, работают на полях, разгружают суда и поднимают грузы в Адамстаун. Если хоть один из них уедет, остальным с делами не управиться. Некому будет. Пройдитесь по городу, и вы увидите, что разрушенных домов больше, чем жилых. Запустенье подбирается к нам. Перед второй мировой войной на острове жили триста человек, четыре года назад — семьдесят восемь... А теперь остался пятьдесят один человек.