Сердце Джеймса забилось чаще. Может быть, от ощущения, что он наконец у цели, а может быть, от всех этих странных событий, так захвативших его. Он последовал за человеком, назвавшимся Резерфордом, и оказался вместе с ним в актовом зале. Последние ряды скамей были свободны, они сели. Впереди, у кафедры, стоял человек в очках и с волосами до плеч — таких причесок давным-давно никто не носил. Речь его звучала торжественно, приподнято:
—...И поэтому мы должны попытаться вникнуть в формулы и знаки, которые дошли до нас. Сейчас я обозначу символы, относящиеся к одному из великих чудес нашего мира — свету.
Подойдя к доске, он начертал какие-то математические формулы.
— Я попрошу вас сосредоточиться на минуту, а вы постарайтесь за это время углубиться в смысл формул.
Затем лектор снова обратился к собравшимся:
— Я счастлив, что могу сегодня продемонстрировать вам действие одного из аппаратов, с помощью которых наши бессмертные предки подчиняли себе силы природы. Мы подойдем как никогда близко к сути вещей, и я убежден, что мы сделаем тем самым решающий шаг для непосредственного их осознания.
На столе стоял прибор величиной с телевизионный приемник. Он был заключен в серый корпус и с помощью кабельной нитки соединен с панелью включения. Над прибором возвышались два цилиндрических отростка, напоминавших орудийные стволы и направленных в противоположные стороны. Один из них — на покрытую жемчужинками проекционную плоскость на фронтальной стене.
Лектор что-то нажал на панели включения. В зале стало темно. Раздалось тихое жужжание. Еще одно переключение. На проекционной плоскости появилось ослепительное белое пятно, вызванное блестящим световым лучом. Казалось, в пространстве свободно парит раскаленное добела облако. Какой-то шорох, звук переключателя. Вокруг светового облака образовалась рамка, она постоянно увеличивалась в размерах, одновременно видоизменяясь: вот на стене появились яркие радужные полосы, а над ними бархатистый ореол дневного света. Это была картина неописуемой красоты — вне времени и пространства. В материальном смысле ее не существовало; может быть, она существовала лишь в сознании наблюдавших, может быть, где-нибудь за пределами здания, в космосе.
Но вот чудесное видение пропало. В зале снова вспыхнул свет. Лектор стоял у кафедры с поднятыми руками.
Присутствующие тоже подняли руки ладонями вверх. И прозвучало негромкое, проникновенное песнопение: «О ты, дух познания, единство в многообразии, в котором ты находишь выражение, мы приветствуем каждое из твоих воплощений. Будь славен ты, великий Ньютон!» И собравшиеся повторяли рефрен:
Будь славен ты, великий Ньютон!
Будь славен ты, великий Лейбниц!
Будь славен ты, великий Гейзенберг!
Славились сотни имен. Но вот конец:
— Будь славен ты, великий Руссмоллер! Да светит вечно твое пламя!
— Да светит вечно твое пламя! — повторил хор собравшихся.
Лектор сошел с возвышения, но все оставались на своих местах. Послышался ропот, он усиливался, в нем появились требовательные нотки. Сейчас Джеймс смог разобрать отдельные слова:
— Мы хотим видеть Руссмоллера!
Некоторые собрались у стальной двери в правом углу зала и, по-видимому, пытались открыть ее. Лектор остановил их жестом руки:
— Не сегодня: он погружен в размышления, но он будет готов к визиту через неделю. Так возрадуемся же этому! А теперь расходитесь по домам! Исполнитесь стремления вновь пережить то чудо, которое вам дано было наблюдать сегодня, и вы увидите, что осознание снизойдет на вас подобно озарению!
Этим он, похоже, успокоил присутствующих. Тихо перешептываясь, люди покинули зал.
— Чего они хотели? — спросил Джеймс Резерфорда.
— Видеть Руссмоллера, нашего пророка.
Джеймс недоверчиво поглядел на него:
— Здесь покоится его прах?
В глазах Резерфорда заплясали огоньки.
— Прах! — Он негромко рассмеялся.— Руссмоллер жив. Да, он пребывает здесь, у нас. Это чудо! Ему сто пятьдесят шесть лет. До такого возраста прежде не доживал никто.
— Да, но как...
— Руссмоллер — просветитель! Ему известны не только формулы физики и химии, но и биологии и кибернетики. Он присягнул им, и они поныне живы в нем. И переживут все периоды тьмы, пока вновь не воссияет свет познания. Мы — ученики Руссмоллера, и цель всех наших устремлений — духовно приблизиться к нему, чтобы вновь народилось знание.
Джеймс ощутил сильное сердцебиение.
— Могу я увидеть Руссмоллера?