Медленно отошла тяжелая дверца, и на землю неловко выбрался мужчина в мешковатой зеленой форме. Кортес шагнул навстречу, поднося руку к козырьку. Прежде чем он успел приставить ногу, винтовка в руках Мигеля взорвалась грохотом. Не торопясь, он вновь подвел перекрестие к груди карателя, на которой расплывалось красное пятно. Майор наверняка бы грохнулся навзничь, если бы адъютант не поддержал оседающее тело.
Второй выстрел отдался в ушах Мигеля радостным громом. «Ага, не нравится»,— торжествующе прошептал он, наблюдая в прицел, как елозит в пыли светловолосый гринго, прячась под бронетранспортер.
Деревня превратилась в растревоженный муравейник. Солдаты беспорядочно метались во все стороны, не зная, откуда ждать появления противника.
— Не давай им опомниться! — крикнул Ипсинто.— Наши ребята услышали выстрелы и сейчас начнут действовать.
И Мигель бил по мечущимся чучос, не очень заботясь, находят ли цель его пули. Однако в деревне не все поддались панике. По звуку выстрелов кто-то определил, где засел одинокий снайпер, и теперь чернявый офицер, ругаясь и размахивая руками, гнал солдат цепью в сторону хребта.
— Не трать на них время. Пусть подойдут поближе. Встретим их из автоматов. Займись вон теми тремя слева,— приказал Ипсинто, успевавший следить сразу за всей долиной.
Там, куда показал командир, по склону быстро карабкались трое солдат с длинноствольными автоматическими винтовками. «Американские М-16,— машинально определил Мигель.— Если им удастся зайти во фланг на гребне, долго здесь не продержаться». Он поймал на мушку шедшего впереди и спустил курок. Словно споткнувшись, тот дернулся всем телом и покатился вниз. Двое других бросились за камни. Как только кто-то из них пытался продвинуться вперед, Мигель тут же загонял его обратно в укрытие. Стрелять вверх по склону, не видя противника, они даже не пытались, понимая, что толку от этого не будет.
Тем временем бой в центре разгорелся всерьез. Наткнувшись на плотный огонь двух десятков автоматов, солдаты залегли. В свою очередь, пулеметные расчеты у околицы деревни не давали поднять головы находившимся на гребне. Но бесконечно так продолжаться не могло. Рано или поздно каратели вызовут на помощь вертолеты. А это гибель...
Мигель окинул тоскливым взглядом каменистую полоску земли с невысокой травой и редкими кустиками, которой суждено стать местом его последнего боя. Внизу в полукилометре солнце безмятежно заливало своими лучами черепичные крыши и глиняные стены затерянной в горах деревни. Пенья Бланко — Белый Камень, да, видно, не зря в ее названии было что-то кладбищенское.
Какое-то движение совсем рядом заставило Мигеля скосить глаза. Это был паренек-проводник. Рубаха на плече пропиталась кровью, одна рука безжизненно повисла вдоль тела, зато на лице сияла радостная улыбка.
— Она на месте! — крикнул он обернувшемуся Ипсинто.
Командир облегченно вздохнул и торопливо поднес к губам висевший на шее свисток. В трескотню выстрелов ворвалась пронзительная трель.
— За мной,— коротко приказал он Мигелю, ящерицей отползая с гребня...
В зеленом гроте прямо на камнях устало прилегли трое партизан. Четвертый, Херонимо, склонился над чем-то маленьким, завернутым в выгоревшие солдатские куртки. «Откуда взялся ребенок?» — удивился про себя Мигель. Когда он заглянул через плечо командира, волосы у него встали дыбом. Совсем еще юное лицо, по-детски припухлый рот, густые длинные ресницы опущенных век. И заливающие щеки чернотой огромные синяки. А голова, которую бережно поддерживал Херонимо, вся седая.
— Негодяй,— сквозь зубы выдавил Ипсинто, добавив крепкое ругательство в адрес наконец-то нашедшего свою могилу майора Кортеса.
— Мы затаились под скалой, слушая, как, постепенно отдаляясь в горах, затихает перестрелка. Херонимо рассказал о гибели Хосе. Он отходил последним, прикрывая остальных, и подорвал себя гранатой, когда из кустов на него внезапно навалились чучос. С рассветом двинулись домой. Идти Камила не могла, и мы по очереди несли ее на самодельных носилках. В лагере командир перед строем похвалил меня. Сказал, что я меткий стрелок.— Мигель немного помолчал, а потом добавил извиняющимся тоном: — С тех пор меня и зовут «Тиро Фихо».
— А как же ранение?
— Ну, это был уже другой бой...
А. Макаров