— И не надо ловить,— сказала жена.— А то и смотреть будет некого, и кончатся для детей приключения. Вот мы видели кречета...
— Зимнего,— добавил сын.
— Да, Зимнего Кречета... Теперь видели очень интересного зверя... Какого?
— Водяного Красноглазика.
— Вот. Темный, в два раза больше горностая, ловко бегает по суше и прекрасно ныряет. Что за зверь?
— Норка или выдра,— сказал я.— Но выдра гораздо крупнее, а норка подходит. Ее давно выпустили в колымских местах. И на Анадыре. Тут совсем рядом начинаются несколько северных притоков Анадыря... Ну, вылезаем... Надо прикрыть дыру: не залезет никто, а главное — тепло не будет уходить. А лед провалился, потому что торчит тут куполом. Это самая высокая точка, на которой стояла вода осенью. Крепкий лед не успел образоваться. Видите, отсюда во все стороны утолщается. Мороз работал, вода постепенно опадала. Правильно Инайме предупреждал не ходить по льду. Полынью в тумане всегда заметишь, а такие купола над пустотами — трудно. Если идешь один и провалишься, жди беды: почти два метра, камни внизу, а где и яма с водой попадет...
Мы нарезали прутьев, прикрыли отверстие и заложили плитками снега. Пусть изумрудные подледные чертоги спокойно хранят свои тайны. Пусть царит там тепло и покой и обитатели его живут-поживают до появления волшебного ключика, отмыкающего такие царства: весеннего, мокрого и горячего солнечного луча.
В воздухе повисло гудение, унылое и далекое, как отзвук долго блуждавшего в горах эха. Только оно не прерывалось, а звучало на одной органной ноте. Потом в уши полезло тонкое прерывистое пиканье. Один раз, второй. На третий я остановился.
— Что? — спросила жена.
— Ничего не слышишь?
— Гудение. Точно где-то по краешку земли самолет летит.
— Это ветер начинается в горах. А больше ничего?
— Н-не-ет.
— Какое-то тиканье... пиканье... Не пойму.
— Наверное, снег под полозьями,— сказал сын.— Мне тоже чудится.
Мы пошли дальше. Я стал слушать поскрипывание снега под полозьями нарт, под ногами и собачьими лапами. Нет, оно не похоже на померещившееся пиканье. Наверное, тишина играет шутки. Бывает, идешь в зимней тундре, а вокруг тебя шелестят человеческие голоса, смех, вскрики...
— Сейчас бы пельменчиков,— мечтательно сказал сын.
— А?..— Я огляделся, на юго-западе догорал малиновый закат, отблески его текли по темным склонам, чисто и пронзительно глубоко синело над головой холодное небо.— Пельменчиков? Да-а, пожалуй.
Мы выбрали намет под метровым пойменным уступчиком, вкопались в него и поставили палатку. По уступу широко и густо торчали заледенелые руки кустов, и там никто без треска и звона не подойдет, даже самый ловкий зверь.
После ужина сын вдруг удивленно посмотрел на меня:
— А почему вода подо льдом не замерзла?
— Хм. Действительно. Ведь как там ни тепло, а температура минусовая. Ну, в ручье хоть бежит, а на плесе почти неподвижна. Подожди, подожди...
Так ведь Номкэн в переводе — Теплая! Тут, наверное, есть горячие источники. Вот вам и тайна полыней и туманов. И подледных чертогов. Ясно? А теперь давайте спать.
На улице заскулила Шушка. Жена откинула полог.
— Запуталась, бедная. Сейчас выйду... Ой, да вы посмотрите, что творится! Луна-то, луна!
Мы выскочили на улицу.
Луна огромным диском застыла над горами. От ее нижнего края в долину падал широкий желтый столб света. А по бокам висели многоцветные дуги. Каждая состояла из сливающихся на стыках полос. Ближние, фиолетовые, подковами охватывали луну и нижними концами упирались в горы. К ним примыкали яркие красные полосы. Потом следовали оранжевые и желтые. И каждая, чем дальше от луны, тем короче по высоте и шире. Получились цветные треугольники, обращенные вогнутыми основаниями к луне. Из вершин их в стороны, в безмерное пространство, истекали желтые конусы. Призрачный свет наполнил небо и долину, залил горы и снега. Все разбухло в красновато-желтых потоках. Такого мы еще не видели.
— О-ей! — прошептал сын.— Что теперь будет?
— Я могу сказать только одно — еще и погода изменится. Но это уже не колдовство, а деловой прогноз, Великая Наука. Или будет сильный мороз, или ветер...
Мы легли спать, но часа через два прямо-таки подскочили от пропитанного ужасом визга Огурца. На сей раз рычал и Пуфик, толкая меня носом. Я вышел. Над тундрой плыли волчьи голоса. Луна поднялась высоко и уменьшилась, словно отдалилась от Земли. Гало растаяло. Чистые потоки лунного света серебрили темные снега гор, тонули в черных зарослях кустарника. Иди разгляди что-нибудь в них!