Ну а об остальном мы тоже позаботились заблаговременно: крышка люка закроется герметически, и больше никто и никогда не проникнет в этот лабиринт, а стало быть, и не узнает о нашем маленьком секрете... Итак, еще затемно вы окажетесь по ту сторону холма и дальше пойдете по следу — как и условились, он будет выложен белыми камешками. Я лично позабочусь об охране — из тех гвардейцев, что еще не разбежались... Они и проводят вас прямехонько к американскому вертолету. А уж гринго вызволят вас оттуда...
Прервав свою скоропись, толстяк выразительно постучал карандашом по столу.
— Да-да,— спохватился лейтенант, угадав настроение шефа.— Вернемся к делу. Пора, я думаю, рассказать, зачем вы должны провести здесь час с четвертью, вместо того чтобы немедленно отправиться... м-м-м... на свободу. Как вам известно, это, так сказать, учреждение мы основали с вашего ведома вскоре после столь блистательно осуществленного вами переворота. И за все эти годы здесь ни разу не случалось осечек, поэтому никто и не подозревал о существовании объекта...
При этих словах толстяк невольно поежился.
— Мы пускали его в ход,— невозмутимо продолжал лейтенант,— обычно убедившись, что поблизости нет даже охраны. Специалисты отвели на весь, как бы это выразиться... производственный цикл ровно два часа пятнадцать минут — из них час пятнадцать как раз уходило на допросы, и мы начинали их одновременно с нажатием кнопки «пуск» — вон там, на пульте. Да, кстати, об электронике: фотоэлементы расположены почти по всей длине коридора — вплоть до решетки. Всего их — пятнадцать пар, действующих по принципу турникетов. Поэтому очень важно не «вспугнуть» их, до добра это еще никого не доводило; вот почему лучше всего идти прогулочным шагом. Как только вы минуете последнюю пару «глаз», свет в коридоре погаснет, и тотчас осветится решетка, та самая, о которой я уже говорил. Одновременно откроются клетки, в которых мы держим собак — черт, угораздило же их здесь оставить... В силу известных обстоятельств бедолаги, надо думать, оголодали ужасно, поэтому, сеньор, вы там особенно не задерживайтесь...
Лейтенант снова взглянул на часы. Толстяк угрюмо перечитывал свои записи. Воцарившееся было тягостное молчание офицер прервал вежливым: «У нас есть еще две минуты, сеньор, и если вам что-то еще неясно...»
— Сколько у вас там содержится псов? — вопрос был задан с эдакой скучающей светской небрежностью.
— Да так... Десятка с четыре. Мы их использовали при допросах... а потом и на охоте,— в тон ему ответствовал лейтенант: он всегда щадил впечатлительность своего патрона.— Ну, нам пора, сеньор.
Толстяк отложил блокнот в сторону и молча стал наблюдать за лейтенантом, направившимся ко входу в коридор,— единственному пути, ведущему к спасению былого «цвета нации». Другие уже отрезаны... На мгновение высвеченное лицо лейтенанта показалось бледнее обычного, черты лица — заостреннее.
Лейтенант уверенно манипулировал на пульте, и эта молчаливая работа вдруг пробудила у толстяка приятные воспоминания. Может быть, потому, что похожий пульт находился в кабине его вертолета. Славное было время! Боевые машины взмывали и ложились на курс, и одним нажатием кнопки в пыль разносились непокорные рабочие кварталы. Бывало, бомбили и на малой высоте: однажды он даже разглядел лицо какой-то женщины. Запрокинутое, все в слезах...
Толстяк встрепенулся, отгоняя непрошеное видение.
— Ну, как там у вас, все готово? Сверим часы?
— Немного терпения, сеньор.
Кнопки на пульте игриво замигали зелеными и красными огоньками.
— Время пошло, сеньор!
Толстяк взглянул на часы. Ровно три. Лейтенант стоял перед ним, вытянувшись по уставу,— как в лучшие времена.
— Задание выполнено, генерал!
— Да, но эти бумаги... На столе их целая куча, а ведь, насколько мне известно, это...