Томатэ по ранжиру
В деревне Рандан Бату жертвоприношение свершалось сравнительно гуманно. Как только мальчишки наполняли свои бамбуковые трубочки кровью и животное умирало, тушу отволакивали в конец ритуальной праздничной площади и разрубали. Тораджа — прирожденные мясники, они точно знают, каким образом разделать огромную тушу. Мясо разрезается на куски величиной с кокосовый орех. Головы буйволов ставят в ряд, сверху на них кладут убитых свиней, тоже принесенных в жертву, хотя и без особых церемоний.
Рядом в бамбуковых хижинах сидят на корточках приглашенные на праздник гости и сквозь щели в хрупких стенах жилищ с достоинством наблюдают за тем, как совершается ритуал жертвоприношения...
Старинные причитания над усопшими — «бадонг» — при обряде похорон продолжаются долгие часы. Монотонная и в то же время волнующая мелодия придает церемонии какое-то возвышенное настроение. Свирепый спектакль жертвоприношения уже забыт. Бадонг исполняют на манер католического песнопения. Стихи в честь скончавшихся складываются из многих сотен строф. Каждая строка имеет восемь слогов, а слог состоит из одного гласного звука. Часто вторая строка повторяет другими словами мысль первой. Эта многоречивость ведет к искусной игре слов, рождает яркие образы.
Миссионер Ван дер Вээн перевел немало таких песен на английский язык. В одних слышится боль прощания с ушедшим; в других прославляются его замечательные качества, героические деяния, примерная жизнь. Нередко дается восторженное описание родословной вплоть до божественного происхождения. Вряд ли сегодня даже какой-нибудь сумасшедший диктатор мог бы мечтать о таком вот высокопарном некрологе: «Его создали боги, когда спустились на землю. Его жизнь — это великолепные дела и мудрые мысли. Душа его, словно стройная пальма, поднимается до самого неба и достигает небесной тверди. Большая Медведица берет усопшего за руки, Плеяды обнимают его, Звезды прижимают к себе».
В жизни тораджа созвездия Большой Медведицы и Плеяд играют важную роль. Сроки посева риса определяются только по расположению светил. И они же — благожелатели усопшего — посылают на землю дождь.
Во время похоронного обряда имя покойника никогда не упоминается. Если умер мужчина, то его называют «Большой солнечный луч», «Корона небесной тверди», «Блик молнии»... А женщин — «Принцесса, спустившаяся с неба», «Она, объявшая все моря», «Мореподобная»...
Слово «бомбо» (бес, дух) не произносится. Иначе злые духи не дадут покойнику попасть в «пуйа» (страну духов).
Однако не столько ритуал жертвоприношения и пышность обряда говорят о том, какое большое место в сознании тораджа занимает сама смерть, сколько именно причитания.
Во время моего следующего приезда хоронили женщину по имени Лай Банни. Ритуал был скромным, погребение, так сказать, второго класса. Но я тогда в первый раз услышал многочасовое ночное причитание. Церемония проходила высоко в горах, где не было селений, стояли лишь отдельные постройки. Поля здесь малы и скудны. Гостиница тоже скромная — убогое, без пола, строение из пиленого бамбука. День был тусклый, дождливый, и я удивился, насколько холодно может быть на тропическом острове вблизи экватора. Обряд погребения, как и всегда, шел медленно. Долгие часы хозяева и гости смотрели куда-то отсутствующим взглядом. Но, чтобы увидеть ритуал раздачи мяса, я должен провести ночь здесь, под дырявой крышей.
Впрочем, мы были, пожалуй, чересчур избалованными гостями. В хижине, где нам предоставили кров, нас угостили вареным рисом, который принесли в большом жестяном тазу. Каждый ел руками, и вскоре ничего не осталось. К рису подали обжаренную свинину, лучшие куски — мне как гостю. Я успел незаметно выкинуть через щели в стене некоторые «деликатесы» из жира и щетины — и вездесущие собаки тут же их подобрали. Затем я улегся на сухие пальмовые листья, ими же и укрылся...
Дождь прекратился, но зато поднялся холодный ветер. Ночью я проснулся — с места совершения ритуала слышалось многоголосое пение. Я разозлился. Там, в темноте, происходит действо, неизвестное почти никому из европейцев, а Йоханнес храпит, и меня никто не предупредил. Я схватил его — может быть, немного грубо — за плечо и стал трясти, пока он не приоткрыл заспанные глаза. Я показал в направлении, где слышалось пение: «Что там такое?» — «Бадонг»,— ответил он обиженно, как будто мы пришли сюда, чтобы отсыпаться, а не изучать местные обычаи.