Откуда-то возник Джолли, уселся у ног хозяина, тряхнул ушами, словно собрался тоже послушать.
Капитан не забыл рассказать про Джолли-первого. Подобрал он его в Рейкьявике перед уходом в рейс. Вышел рано утром на берег, кругом ни души, дождь сыплет, а он, щеночек беспризорный, у трапа сидит, весь трясется и поскуливает. Ну и взял его на пароход, накормил, принес в каюту, и он свернулся в клубок, уснул. Жалко стало на улицу его снова выбрасывать. Вышли в море, и Лепке забеспокоился: представил, как он в воде барахтается, тонет. «Ему-то, подумал он, за что? Лучше бы в порту бегал». Пришли в порт, и Лепке сразу же отдал его кому-то на берегу. Нечего ему в море делать...
После войны, уже на других судах, многие брали с собой в море собак. Евгений Николаевич — никогда. И только теперь, когда он больше не ходит в море, завел этого сеттера. И тоже Джолли.
— Так вы говорите, что все эти годы искали меня, чтобы услышать о моих приключениях? — смеялся капитан Лепке. — Хорошо. Расскажу все как было. Только невеселый получится рассказ.
— Это уже на «Игарке» было. Команда часто менялась. Пока судно разгружается, часть экипажа перебрасывают на другое судно, и снова в море.
На «Фридрихе Энгельсе» я сделал еще рейс, в Америку, а потом попал на «Игарку». Тоже старый пароход. Мне не везло на суда, почему-то все старые попадались. Не получал я хороших рейсов никогда... Ну, и опять, в туман, в шторм, к кромке льда. «Игарка» уже в конвое шла, снова конвои возобновились. Идешь, а скоростенки-то нет, отстаешь. Ход-то какой был? Ели ползли и часто отставали от каравана. Хорошо, если другой следом шел. Тогда пристраивались к нему. И шли. Сначала подходили к Новой Земле, потом держали курс на остров Надежды и по кромке льда к острову Медвежьему, обычно севернее Медвежку обходили. Зимой, конечно, южнее... Налетят эти «юнкерсы», торпедоносцы немецкие, и летят между рядами, торпеды сбрасывают. И так нахально летали, так низко, что и стрелять-то нельзя в свой корабль попадешь. А вообще-то, когда подводили нас к Медвежке, англичане часто бросали суда. Идите сами в свои порты и все. И весь разговор. Все охранение кончалось. Это только один «PQ-17» описан, а они и раньше нас бросали...
И вот дошли мы до Медвежки... Знаете, и тогда это трудно было объяснить, а теперь и подавно. Но вот было какое-то предчувствие. Еще с вечера. И чай почему-то пили молча. И спать пошли и не спалось. Вот что-то должно случится, и не лежится выйдешь из кубрика на палубу, покуришь, посмотришь на небо черное и на море — что-то не то. Не объяснить... День прошел тихо, а к вечеру нас торпедировали. Подлодка. Я даже сообразить-то ничего не успел и взрыва словно не слыхал, удара не почувствовал, а уж был в воде. К ледяной воде привычка была, не зря, видно, зимним плаванием в Ленинграде занимался. Только дыхание враз перехватило, и все соображение отшибло кто ты? откуда? что было? ничего понять не могу. Держусь, болтаюсь, обломки какие-то вокруг, и тут плот из-за волны. А плоты какие были? Четыре бочки металлические да каркас из досок. Ну, и там ремни, чтобы схватиться можно было. Подплыл я к этому плоту. Не надо, наверное, говорить об этом. Рехнулся, что ли, он черт? ...Я вот вам говорил — есть подлецы но мне не верится, что нормальные люди на такое пойдут...
Подплыл я к плоту, а там один товарищ наш, значит, подобием весла, доской здоровенной отгонял всех остальных, кто к ремням тянулся. Бил доской по головам что есть мочи. Ну, чтоб ему спастись, а остальные... Молча бил, сам на коленях, и плашмя этой доской, со всей силой, по лицам, по рукам, скотина... Отплыл я не хватало еще, чтобы свой добил.
Стемнело. Вода такая холодная, что и холода уже не чувствуешь...
— А это был первый случай, когда потопили ваш корабль?
— Когда судно потопили — первый. Но до этого я уже два раза в воде побывал. Это когда мы в конвоях шли, раньше еще. Оба раза от взрыва бомбы. Один раз так качнуло, что смыло волной. А другой раз воздушной, взрывной волной с мостика выбросило. Тогда сильно ушибся, лежал, вахту за меня другие стояли. Мне почему-то всю жизнь не везло... Первый раз меня наши подняли, круг спасательный бросили. А второй корветы охранения подобрали. Нас там много в воде оказалось — рядом потопили транспорт. И тогда мне здорово врезалась в память одна деталь. Корветы вылавливали людей по способу близнецового трала. Этот способ я потом, когда в рыбкиной конторе ходил, узнал. Узнал, что он близнецовый называется. Так рыбу ловят — два судна тянут между собой сеть. Так и нас тянули. И вот я, чтобы не попасть в общую кучу живых и мертвых тел, нырнул под сеть и схватился за нее с наружной стороны. А многие попавшие внутрь сети захлебывались раньше, чем их оттуда вытаскивали.