Набережную города Порвенир украшает вырезанный из дерева памятник индейцу-селькнаму
Что рассказал Йерко
Прежде чем стать патагонцами, они успели побывать «теуэльче» («храбрыми людьми») в языке арауканов, а сами себя называли — «аоникенк». Рослые и статные обитатели юга нынешних Аргентины и Чили (от 46-й параллели до Магелланова пролива) занимались собирательством и охотой, выделывали шкуры животных, рисовали на скалах и не имели частной собственности. Похожий образ жизни вело и племя селькнам на архипелаге Огненная Земля, с той лишь разницей, что островитяне, как водится, были «помельче» и вместо наскального рисования ввиду отсутствия скал изготовляли островерхие ритуальные маски для «хайн» — ритуальной инициации юношей. Именно селькнамы жгли костры у своих жилищ вдоль южного берега пролива октябрьскими ночами 1520 года, увидев которые Магеллан придумал оригинальное название. Еще тесный контакт с «сухопутными» племенами поддерживали вдоль берегов Патагонии морские кочевники кавескары и йаганы, которые собирали моллюсков, били морского котика и практически не покидали свои лодки. Их женщины, между прочим, научились одному важнейшему искусству: они умели регулировать деторождение по менструальному циклу — больше троих детей в каноэ не помещалось. До конца XIX века исконный образ жизни этих народов особенно не менялся. Их естественный habitat не казался европейцам слишком привлекательным: суровый климат, неплодородные субарктические степи. Но в 1852 году бывший китобой Хосе Ногейра привез на здешний остров Магдалена первое овечье стадо в 500 голов. Его вдова, Сара Браун Хамбургер, дочь жестянщика-еврея, который вывез семью в Чили из российской Курляндии, к 1910 году владела самым большим в истории страны хозяйством на трех миллионах гектаров земли в Патагонии и на Архипелаге. Дальше вы знаете. Овцы стоили тогда дорого — по полтора фунта стерлингов за голову, а индейцы не понимали, что такое забор и почему за него нельзя проникать. За отрезанные в назидание скотокрадам и принесенные в доказательство туземные мужские тестикулы (1 шт.) или женскую грудь (1 шт.) землевладельцы платили любому желающему по фунту. Естественно, в округе стало появляться много изувеченных, тогда с них приходилось уже срубать головы. Один из «героев» этой охоты на индейцев, румын по происхождению Хулио Поппер, особенно прославился, поскольку додумался фотографироваться со своими жертвами. Прибавьте к этому неизвестные до того индейцам болезни и алкоголь. А в немногочисленных миссиях аоникенки, селькнамы, кавескары и йаганы умирали от тоски. В 2004 году в аргентинской провинции Санта-Крус проживали 52 последних патагонца.
Некоторые скотоводческие фермы, эстансьяс, — своего рода «анклавы» цивилизации в патагонских степях — являются одновременно цитаделями модного ныне агротуризма. Предприимчивые хозяева предлагают прогулки на лошадях, свежий овечий сыр и иллюзию полного уединения
Кругом типичный пейзаж Восточной Патагонии, плоские с низкой растительностью степи, на которых в изобилии гуляют страусы нанду, время от времени мелькают далеко отстоящие друг от друга поселки и фермы «эстансьяс». Мимо поселка Вилья-Теуэльче проезжаем в молчании…
19.00 Бухта Отуэй
Заворачиваем налево, чтобы сделать небольшой крюк в сторону бухты Отуэй. Там расположена одна из стоянок магеллановых пингвинов (Spheniscus magellanicus), которых от всех остальных отличают две черные полосы: на груди и на шее. По форме этих полос и еще по голосу животные безошибочно находят своего «друга» или «подругу» (внешних половых признаков у них нет) и верность хранят всю жизнь. А еще магеллановы пингвины — самые нервные из 17 существующих на земле видов, поэтому при виде интервентов, то есть нас, они запрокидывают голову, выпячивают грудь и издают неожиданный при их умильном виде и скромном размере рев, скорее, подобающий ослу. Но наблюдать за ними чрезвычайно интересно. Все-таки что ни говори, а пингвины более всего из птиц походят на людей — на крепких человечков в длиннополых фраках. Они деловито снуют по своим надобностям, собираются на «площадях» после рабочего дня, стоят на крылечках перед своими домиками-норами, которые не покидают из года в год, хлопают друг друга крыльями-«плавниками» по плечу, целуются и улыбаются. А мыс Горн от нас все так же далек.
Воскресенье. День шестой
10.00 Архипелаг Огненная земля, Порвенир, 53°17" S, 70°21" W
Наше заданное время почти истекло. Мы решаемся обмануть судьбу и «пойти другим путем». Компактный восьмиместный самолетик несет нас в столицу Огненной Земли с поэтическим названием Порвенир (Грядущее), расположенную на Большом острове (Исла-Гранде). Действительно остров — самый большой, и не только здесь, но во всей Южной Америке. Он разделен почти поровну между Чили и Аргентиной (последней досталось чуть больше). Восточная половина — довольно оживленное место, на ней расположен самый южный из крупных — аргентинский город Ушуая. Значительно более скромный, но все-таки самый южный город Чили и мира Пуэрто-Вильямс может похвастаться только нерегулярной паромной линией к мысу Горн, которой почти никто не пользуется, но мы как раз намерены это сделать. Чилийская часть Огненной Земли вообще крайне редко населена: около 10 000 человек, на которых приходится ровно в два раза больше гуанако. Встретить мозоленогих ламоидных здесь можно прямо у дороги, но близко к себе они не подпускают, разве что случайно. Из окна машины мы видим, как один детеныш, улепетывая со всех ног от нашего допотопного транспортного средства, попадает в ловушку, его передняя нога запуталась в проволочном ограждении недалеко от трассы. И кто бы на нашем месте не пришел «ребенку» на помощь? У него мягчайшая шерсть и непропорционально гигантские глаза. «Осторожно!» — предупреждаю я Льва Ильича, который, естественно, снимает, призывая животное повернуться в фас. «Он может в вас плюнуть. Все-таки ближайший родственник верблюда». Однако счастливый малыш-гуанако обошелся без глупостей и, попозировав, помчался к гуанако-маме, а мы поехали своей дорогой по Золотому пути.
В XXI веке на Огненной Земле вольный золотоискатель — персонаж почти «реликтовый». Впрочем, традиция, похоже, не прервется: Хорхе Гессель твердо намерен передать профессию сыну
В конце XIX века Исла-Гранде обещал стать второй Калифорнией или Аляской: здесь нашли золото, и навстречу ему потекли авантюристы, в основном почему-то с Балкан. Большинство из них, однако, скоро разочаровались: золота здесь оказалось гораздо меньше, чем в Клондайке. Оставались все те же овцы, и старатели завели отары. Лишь несколько самых стойких любителей этого металла, по местной информации, продолжают бороздить неплодородные долины в его поисках.
У времянки одного из них мы остановились уточнить дорогу. Хорхе Гессель (немец, конечно) был нам рад, люди у него иногда не появляются неделями. Но сообщил, между прочим, пренеприятную новость: паром на Мыс сейчас не ходит и не пойдет ни за какие деньги — штормит. Еще хорошо, что мы зря не проехали весь остров — ничего интересного дальше нет. В утешение и на прощание Хорхе отсыпал каждому из нас троих железной руды с крошечными искорками желтого цвета. Озолотившись таким образом, поворачиваем назад в Порвенир не солоно хлебавши.
Теперь до Пунта-Аренас мы должны добраться на другом пароме, через Магелланов пролив. Автомобиль, не притормозив, проскочил причал в бухте Порвенира и через несколько километров остановился на высоком каменистом мысу у маяка. Здесь уже стояло штук десять разного рода транспортных средств, в каждом из них сидели люди и напряженно вглядывались в морскую даль. Наши провожатые молча последовали их примеру. «А что мы здесь делаем?» — «Ждем. Отсюда видно, выйдет сегодня паром или слишком сильное волнение». При этих словах лично мое волнение сделалось очень сильным. Суток, чтобы ожидать «зеленого света» на Большую землю, откуда есть хоть какой-то шанс попасть еще к нашему Мысу, у нас нет. Кажется, пора расставаться с надеждой…