В США орфанной признается болезнь, которой страдают не более 200 000 человек в стране, то есть примерно 7 больных на 10 000 жителей. В Европе тот же показатель равняется 5, в Японии — 4. Эти цифры более или менее соответствуют тому минимальному числу больных, при котором разработка специфического лекарства имеет шансы окупиться. Между тем, хотя каждая такая болезнь редка, общее число пораженных ими людей не так уж мало: в странах Евросоюза редкими болезнями страдают примерно 1,4 миллиона человек. Это данные медицинской статистики, по оценкам же экспертов, таких больных может быть еще больше: если редкая болезнь не отличается какими-то особенно характерными симптомами, врачи общей практики нередко принимают ее за какой-нибудь более распространенный недуг. Так что общее число подобных больных, вероятно, не меньше 1% населения. Беда в том, что самих орфанных болезней существует великое множество. Например, база данных по редким болезням Национального института здравоохранения США включает около 7000 наименований. И этот список ежегодно увеличивается на несколько десятков. Отчасти данный рост является результатом подробного изучения уже известных синдромов, в ходе которого нередко выясняется, что за одинаковой клинической картиной стоят совершенно разные патологические механизмы, требующие разного лечения. Однако еще активнее коллекцию орфанных болезней пополняют открытия совершенно новых, прежде не описанных патологий.
Впрочем, не всякая редкая болезнь может быть признана орфанной. Например, хотя среди известных на сегодня инфекционных заболеваний есть немало редких, подавляющее большинство их успешно лечится теми же стандартными препаратами, что и массовые инфекции той же природы, например бактериальные — антибиотиками. «Сиротский» статус болезнь приобретает тогда, когда ее редкость сочетается с необходимостью специфического лечения. Таким сочетанием отличаются многие виды злокачественных новообразований, особенно возникающих в крови и кроветворной ткани. Казалось бы, механизм злокачественного перерождения клетки универсален, но многие формы рака требуют применения специфических лекарств: обычные противоопухолевые препараты либо малоэффективны, либо их применение связано со слишком большими трудностями (например, препарат с трудом проникает в определенную ткань, а увеличение дозы приводит к неприемлемым побочным эффектам). Для таких случаев нужно специальное лечение, что переводит данные онкологические заболевания в разряд орфанных болезней. По сходным причинам в эту категорию попадают и некоторые формы эпилепсии, против которых неэффективны обычные противосудорожные препараты. Наконец, природа многих редких болезней попросту неизвестна или известна лишь предположительно. Считается, что герпетиформный дерматит Дюринга — мучительное заболевание — есть не что иное, как кожная форма целиакии (аллергической непереносимости злаковых белков), но так ли это, пока ученым точно неизвестно.
Примерно 80% орфанных болезней — генетические заболевания. Та же группа патологий вносит основной вклад в расширение списка: широкое распространение молекулярно-генетических методов позволяет выявлять все новые и новые наследственные дефекты — от незаметных в обычной жизни, но снижающих устойчивость своих обладателей к неблагоприятным условиям, до несовместимых с жизнью (подробнее см. «Опечатка в судьбе» — материал о наследственных заболеваниях, опубликованный в «Вокруг света» № 6, 2009). Это неудивительно, если вспомнить, что человеческий геном содержит 22 000–23 000 одних только структурных генов, и каждый из них в принципе может оказаться дефектным, причем поломки могут быть совершенно разными. С другой стороны, практически любая открытая генетическая патология автоматически попадает в число редких и даже редчайших: вероятность мутации конкретного гена составляет примерно 1:100 000, притом что далеко не каждая из них приводит к болезни (правда, те, которые вовсе не имеют внешнего проявления, этой оценкой не учитываются).