Показавшаяся вдали землечерпалка напомнила о близости мостов. Она стояла на якоре у самого берега рядом с маленьким буксиром, который тратил все свои силы на борьбу с течением. Лоцман буксира, увидев наше приближение, впал в панику. Как ни старался он справиться с рулевым колесом, оно упорно не желало повиноваться. Вместо того чтобы отойти в сторону, суденышко беспомощно трепыхалось прямо на нашем пути. Для нас свернуть в сторону было уже невозможно. Столкновение стало неизбежным.
Между буксирчиком и землечерпалкой оставался проход как раз в ширину нашего судна. Капитан Барни, снова вставший у штурвала, решил испытать эту единственную возможность и направил судно прямо в проход. Увидев это, рабочие с землечерпалки опрометью бросились на берег. «Рози» с ходу вошла в узкую щель. Ее борта почти соприкасались с буксиром и землечерпалкой. Если бы в зазоры, оставшиеся с каждой стороны, кто-нибудь решил просунуть спичку, она бы вспыхнула, разогретая трением. Капитан Барни улыбнулся, услышав мой облегченный вздох.
— Вот это действительно настоящий миссурийский вальс, — сказал он.
Впереди показался железнодорожный мост. Он не был разведен. Капитан Барни дал длинный свисток, предупреждая дежурного на мосту о нашем подходе. Никакого эффекта. Мост быстро приближался, но в будке дежурного было по-прежнему тихо.
Барни побледнел от ярости. Он еще раз гневно рванул сирену.
— Эти мостовщики могут взбесить кого угодно. Тут за одним мостом наблюдает человек, который увлекается джазом. Он, видите ли, играет по вечерам в местном оркестре. Так нам однажды пришлось всей командой идти на танцы, чтобы вытащить его оттуда.
Течение упорно несло нас к мосту. Капитан Барни направил буксир к берегу и с трудом удерживал его.
Наконец дежурный появился и развел мост. Освобожденное судно радостно рванулось в поток.
И снова города и поселки понеслись мимо нас. Путешествие, совсем недавно потребовавшее многих дней, теперь измерялось часами.
Были еще мосты, и были мели. Каждую четверть часа Миссури подносила нам новый подарок. Внутри судна то и дело с грохотом падали какие-то предметы. Ночью мне не раз приходилось использовать всю свою ловкость, чтобы удержаться на койке. Утром миновали Канзас-Сити.
Капитан Арчи, стоявший у штурвала, весело наблюдал за убегавшим берегом.
— Побьем все рекорды. Считай, прибавка у нас в кармане.
Через полчаса я заметил, что течение начинает слабеть. Оно исчезало на глазах. Вместо него повсюду выглянули огромные отмели.
Когда я вернулся в рубку, лицо у Арчи было мрачным.
— К черту прибавку, — сказал он.
На другой день мы то и дело садились на мель. Толчки следовали один за другим, как во время хорошего землетрясения. Ходить по трапу стало опасно. А вокруг нас все было исполнено безмятежности. Стая пеликанов, прилетевших с залива, долго следовала за нами. Из леса на берег вышел олень и спокойно рассматривал нашу процессию. Кажется, ему было скучно.
К вечеру появились признаки близости Сент-Луиса. Все чаще на берегах попадались группы пестро одетых людей, раскинувших лагеря пикников. На реке появились гоночные лодки.
— Встанем в док Сент-Луиса через два часа, — сказал Арчи.
В тот же момент раздался страшный скрежет, заставивший нас содрогнуться. Судно покачнулось, вздрогнуло и остановилось.
Капитан Арчи выругался и выключил машину. Матрос, прибежавший снизу, сказал:
— Влипли здорово, сидим как в бетоне.
Коварная Миссури подставила нам ножку в последний момент. Я подумал о всех судах, которые порой неделями сидят в плену у Миссури, тщетно дожидаясь подъема воды. Кто знает, как долго суждено простоять нам.
Капитан Арчи стал действовать. Прежде всего нужно было установить силы противника. Два матроса, взяв шесты, принялись измерять глубину. На Миссури не принято мерить саженями.
Поэтому здесь не услышишь криков: «марк твен» (Термин для обозначения глубины фарватера, равной двум морским саженям. Американский писатель Марк Твен (Сэмюэл Клеменс), который в молодости работал лоцманом на Миссисипи, сделал этот термин своим псевдонимом.) . На Миссури пользуются другими мерами — футами и даже дюймами. Меньшая точность может привести к неприятностям.
— Пять футов! — пронзительно
закричал матрос с правого борта.
Его голос добежал до берега и рассыпался эхом.
— Пять с половиной, — нараспев отозвался левый борт.
— Четыре с половиной, — утверждал правый.
— Семь, — возражал левый.