Ветер бьет в открытые окна рубки, листает лоцию» Луч солнца скользит по страницам. В лоцию штурману незачем заглядывать. Лоцию он изучил от корки до корки.
Удивительная эта книга. Написана она сочным, выразительным языком поморов; терминология ее ясна и первобытна. Открываешь, скажем, страничку, озаглавленную «Спецификация переката», и, ожидая встречи с административным стилем, каким пишутся инструкции и уставы, читаешь: «Обогнув приверх острова, пройти под самое его ухвостье, чтоб свальное течение не свалило плоты в полой. Опасаясь раскатки хвостовой части плота, заправляться к красной обстановке. Далее следовать о белые вехи»
И Роберт следует «о белые вехи», и вот уже перед нами широкий плес и вдали белые перевальные столбы, к которым держит путь штурман. Он выбирает наиболее короткий путь. Быстрее, быстрее! Машине не прибавишь мощности, но зато можно сократить расстояние, если умело вести караван. Неосторожные движения руля — это лишние метры. Чуткими должны быть руки у человека, держащего штурвал!
На стене рубки перед штурманом листок бумаги-миллиметровки. Это график. Две линии — красная и синяя — прочеркивают листок по диагонали. Красная линия — путь буксира, каким он должен быть по расчетам, синяя — путь, который мы прошли. Их разделяет одна миллиметровая клеточка — один час.
Каждый рейс, проведенный точно по графику, — это победа над старыми представлениями о речном деле, в котором якобы никогда не может воцариться образцовый порядок. Еще не так давно считалось, что точно предсказать прибытие речного буксира в порт невозможно. Злоключения речных плаваний всегда обильно снабжали литературу и кино комическими ситуациями, к великому неудовольствию речников, конкурирующих с пунктуальным автомобильным и железнодорожным транспортом.
От Котласа до Архангельска пароходу с тяжелым возом барж около четырех суток хода. Немало неприятностей может встретить караван в пути. Предательские мели на перекатах, сопротивление дующего с низовьев нагонного ветра, который поднимает крупную злую волну, свальные течения, старающиеся ткнуть баржи в прибрежный песок. Весной опасна полая вода, скрывающая под собой острова, осенью мешают малые глубины. И если экипаж решился вести борьбу за четкий график, значит он готов к преодолению любой трудности.
Летние ночи на севере коротки. Солнце долго катится где-то над горизонтом, окутанное розовой дымкой. Наконец, багровея, оно скрывается, но дымка тлеет всю ночь, и в ее мерцании тусклым и бесполезным кажется свет месяца.
В двенадцать заступает новая вахта. Роберт спускается по трапу к черной доске, вывешенной у двери капитанской каюты, и пишет мелом цифры, обозначающие пройденные его сменой километры, отмечает, сколько сэкономлено топлива, смазки. Тут же, у доски, собираются те, кому не спится в эту пронизанную розовым блеском ночь. Обсуждение вахты проходит, как всегда, в перепалке и дружеском подтрунивании.
— А вы от нас на полпуда мазута отстали, механик!
— Зато на четыре километра обошли.
— Вам ветерок спинки ласкал.
Вахту принимает первый помощник капитана. Штурман сумел выиграть всего лишь несколько минут. Встречный ветер противодействует движению каравана.
Итак, мы по-прежнему опаздываем на час. Но мы должны быть в Архангельске в шесть тридцать. Этого требует график.
Может быть, человек, не знакомый с особенностями речных плаваний, и не обратит внимания на листок миллиметровки, но для команды «Андрея Жданова», которая соревнуется за звание экипажа коммунистического труда, график определяет весь ритм напряженной походной жизни. «Ни одна минута не должна пропадать зря!» — таков лозунг молодежного буксира.
Механик парохода Василий Иванович Устинов — маленький, сухонький, расторопный; он из тех, кого называют на все руки мастером. Это благодаря стараниям Василия Ивановича на «Жданове» все подогнано, вычищено, смазано.
Будьте уверены, если станете спускать шлюпку, то тали не заест — Василий Иванович их каждый день проверяет; двери в рубке на специальных крючочках — Василий Иванович постарался; на камбузе — металлические полочки для посуды — Василия Ивановича забота.
У входа в машинное отделение Василий Иванович установил небольшой верстачок для слесарной и столярной работы. В свободное время у верстачка собираются подопечные механика. Этот уголок палубы превращается в мастерскую. Посвистывают напильники, стучат молотки, сыплет снопы искр точильное колесо. Во всем блеске выстраивается на палубе продукция мастерской — парад жестяных масленок, ряды гаечных ключей, отверток, какие-то запчасти.
— Видишь, какое дело, — объясняет Василий Иванович.— Это мы подсобный инструмент изготовляем. Бывает, требуется срочный ремонт произвести на ходу, а подходящего инструмента или запасной детали нет. Что ж нам, из графика выходить? Вот мы и решили времени зря не терять. Наладил машину — и к верстаку, за работу. Опять же для молодых ребят наука, а то, бывает, придет на теплоход человек с образованием, а руки у него непривычные к производительному, значит, труду!
«Лекции» Василия Ивановича, которые он читает у своего верстачка, собирают чуть ли не всю команду.
С утра, проверив машину, механик уже на месте. Вертит в руках какой-то строганый брусок и неторопливым окающим говорком объясняет:
— Липа — она что картошка мягкая, режь ее, голубку, без волнения. Вмятину сделал — залей водичкой, на другой день вмятина шишкой встанет, и режь снова. Столярное дело понятия требует!
…Речники в отличие от моряков видят землю все 24 часа в сутки, но ощущают ее под ногами так же редко, как их коллеги, бороздящие просторы океанов. Не успеет буксир отвести плот к архангельским лесозаводам, как по радио от диспетчера поступает новый приказ.
Так и наш буксир. С мая по ноябрь ребята живут своим маленьким мирком. Сто квадратных метров железной суши под ногами и неподступные берега по бортам. Где-то, за пределами этого мирка, люди оседлых профессий ходят в театры, учатся, сдают экзамены.
Но Ждановцы не хотят отставать.
— Хочешь побывать в нашей школе? — спрашивает Роберт. — Мы тут, знаешь, организовали два класса — один по верхней команде, другой по нижней — для навигаторов и для механиков. Ребята, конечно, посещают оба класса. Мы считаем, что каждый должен заменить товарища, если потребуется.
В увешанной диаграммами кают-компании (она же столовая и красный уголок) я слушаю, как рассказывает капитан о речной обстановке и как механик объясняет разницу между котлами низкого и высокого давления. После занятия ребята заводят разговор о будущем, о новых судах, которыми диспетчеры будут управлять с берега. Постепенно разгорается спор. Первым бросает искру в огонь радист Ваня Дмитриев.
— Вот мы мечтаем о новых судах, а у нас на буксире, если придется, никто не сможет вместо радиста работать! В будущем эта профессия станет самой распространенной. Надо бы и нам организовать курсы радистов для всей команды.
— Такие курсы есть на берегу.
— Ну и что ж! А мы сейчас, в плавании, сможем подготовить несколько радистов!
Занятия судовой школы — это днем, для свободных смен. Вечером кают-компания превращается в читальный зал. Вся команда «Жданова», за исключением вахтенных, собирается за длинным столом, заваленным подшивками газет и журналов.
Я уже обратил внимание на то, что у ждановцев библиотека больше, чем на других речных судах. 8 каждой каюте — полочки с книгами. Секрет открывает капитан Алексей Башарин:
— Это все наши ребята. Затеяли такое дело — металлолом собирать. Как только пристанем, так они в поиски: где какая железка лежит. Я ругался — всю палубу захламили. Потом вижу, хорошее дело. На выручку от этого железа теперь газеты, книги выписываем. Целый университет устроили. Правильно. Приходит сейчас к нам новая техника. Эхолоты устанавливают, радиолокаторы. Теперь не нужно будет посылать матроса с наметкой, чтоб выкрикивал глубины. Вот график вводим. Новая техника большей культуры требует. Так что университет нам нужен, факт!