А на станции Сергач разговорились с человеком в старой офицерской фуражке с темным пятном от кокарды. Зовут его Валентин Васильевич, он работает в Шумерле на почте, а в Сергаче у него дочка.
— Люблю я эту степь, — говорит он. — Кажется, что в ней особенного? А люблю. После войны приехал в эти края. Сначала работал на дороге кондуктором. Нравилось, пока был молод. Едешь, едешь... Пурга иной раз налетит, заносы. Приезжают вспомогатели, расчищаем путь... Меняется наша степь. Много новых поселков. Провели электричество. А самое главное — вышки. Нефть! Ночью — как звезды в степи: огни на вышках. Где небо, где земля...
Случайные, только случайные встречи... Фарид считает, что наше путешествие, конечно, интересное путешествие, но нам очень не хватает людей.
— Мы, — говорит он, — пролетаем мимо людей, как пушечный снаряд.
— Правда, — замечаю я, — люди обычно не очень огорчаются, когда снаряд пролетает мимо...
Но у Фарида неточен только образ. Мысль его правильна и ясна.
Остановка на станции Шадринск. Утро. Прозрачное небо над вагонами. Я спрыгиваю с тормозной площадки и иду рассматривать эшелон. Знакомые запломбированные вагоны, платформы с деталями машин, черные бока цистерн и вдруг — голоса. Пассажиры? Я ускоряю шаг. Видимо, ночью к нам присоединили новые вагоны. Подхожу к открытой двери. На уровне моего плеча морда пуделя. Он доброжелательно рассматривает меня, очень довольный тем, что оказался вровень с человеком.
Голубые, серые, карие глаза ребятишек. Любопытство и настороженность. Я здороваюсь с детворой. Женщина в цветастой косынке протягивает руку.
— Далеко едете?
— Переселенцы, — откликается женщина.
— Можно с вами на один перегон?
— А кто вы такой?
Я объясняю. Из темного угла вагона выходит старуха. Она в черном платке, строгая.
— Что ж, будьте гостем.
Я и вправду гость. Кипит, посвистывая, самовар. Здесь уютнее, чем у нас, среди косилок. Поезд трогается. В открытую дверь врывается теплый ветер. Пахучий чай разлит по кружкам. У нас по куску колотого сахара. Я отхлебываю, обжигаясь, горячую жидкость, слушаю незамысловатый рассказ.
Вот уж вторые сутки, как три семьи, погрузив свой скарб в товарный вагон, живут на колесах. Всего в вагоне семеро.
Самому младшему шесть месяцев, старухе за восемьдесят. На колесах! А всё мужья. Жили, работали в Ижевске. Свои дома, свои участки. Так нет же, потянуло мужиков на новые места, на целину. Сначала уехал один. Уехал и не писал целый месяц. А потом прислал сразу два письма. Одно — жене. Второе — соседям. Сосед тотчас собрался и уехал к приятелю, туда — в Кокчетав. А за ним подался и третий — он тоже был «в курсе». А семьи жили в ожидании чего-то нового, тревожно и суетливо. Ждали нового письма. И письмо пришло. Одно для всех. Для трех семей и за тремя подписями. Читали его все вместе.
Все понравилось мужьям на новом месте. «Приезжайте, дома уже под кровлей, вот только не знаем, какими обоями клеить стены. Вчера приехала в поселок учительница, а школа-то не выстроена, учительница пришла на стройплощадку и спросила нас: «У вас дети есть?» — «Есть, — говорим, — и много!» — «Так чего ж вы сидите и курите?» Максим затер папироску и сказал: «Верно, ребята, курить будем потом». Работали дотемна. Будет у нас и школа. Для себя же строим, для вас...»
Жены продали свои дома. В первый раз в жизни пришли в сберегательную кассу. Даже боязно было: нажитое годами превратилось в серые тонкие книжки. А потом им дали большой вагон. Помогли погрузиться.
Трудно ехать Насте, самой молодой. Ее Алешке нужно молоко. Где в пути достанешь молоко?
На первой же станции я бегу к Фариду:
— Нужно молоко!
— Молоко? Тебе?
— Стоянка десять минут. Бежим во весь дух, понял?
У меня только третий спортивный разряд. У Фарида вообще нет никаких разрядов. Но через десять минут наш литровый термос полон теплым парным молоком. Поезд трогается. Ждать остановки некогда.
— Осторожней, старик, — говорю я, — держись края крыши. Твой враг — контактная сеть.
Я протягиваю термос. Надо мной громыхают подошвы Фаридовых ботинок. Он бежит по крышам вагона туда, где его ждет маленький Алешка.
Переселенцы. Новая жизнь. Кто сказал, что она начнется легко?.. Но эти люди умеют видеть будущее. Нам хотелось бы, чтобы у нас всю дорогу были такие попутчики.
Большой город не спит
Московское время 0 часов 45 минут. В Свердловске уже близится летнее утро. Наш эшелон — на станции отправления, ждет своей очереди. Через четверть часа — снова в путь, на восток.
Большой город отдыхает где-то рядом, за станционными постройками. Железная дорога никогда не спит. Станция смотрит в ночь синими, зелеными, красными, белыми огнями. Разговаривает хриплыми голосами репродукторов.
— Вагоны и платформы прибывающего — на Уралмаш!
Это диспетчер.
Состав с тяжелыми длинными платформами степенно подплывает и останавливается. Обрывистые, неровные надписи на коричневых стенках платформ. Этот состав прибыл издалека. Сколько их, таких запыленных поездов, приходит каждый день на гигант Уралмаш?
Мы сидим на узкой скамейке между путями. Сидим и курим. Рядом с нами промасленный до костей смазчик. Его лейка-масленка стоит около наших ног. Темный шатер неба накрыл пути. Звезд не видно: яркий свет станционных прожекторов преграждает путь мерцающим светлячкам вселенной.
«Феди» — так ласково зовут паровозы «ФД» — мощно пыхтят. Они самоуверенны и самодовольны.
Из-под колосников падают на землю яркие брызги огня. Сверкающие струи пара тают в лучах прожекторов.
Кажетесь вы сильными, думаю я. Какие вы потные и горячие в предстартовой лихорадке. По сравнению с вами тепловозы выглядят тщедушными и спокойными. Ну что ж, посмотрим, насколько вы сильней и упрямей их в пути, насколько мощней на затяжных подъемах. Видно, все-таки недаром цепляют вас по двое к каждому товарному составу.
0 часов 56 минут. Недокуренные сигареты летят на землю. Забираемся на наш «капитанский мостик». С него виден красный огонь выходного светофора. Ждем...
Наконец лицо Фарида зеленеет от яркого луча.
Спаренные «Феди» отчаянно гудят, будто стремятся разбудить уснувший город. Промасленные тела их содрогаются от усилий. Дым заволакивает нас. Плывут назад огоньки стрелок, прожекторные вышки, исчезает за вагонами узкая скамейка с силуэтом усталого смазчика.
— Прощай, Свердловск, — говорит Фарид. — Жаль, не удалось нам хотя бы из вагона посмотреть на тебя.
И в это время где-то далеко над домами берлинскую лазурь ночи разрывает сполох огня. Он разрастается в зарево, расчерчивает горизонт. Отблески его играют на тормозной ручке. Моя тень ложится на плечо Фарида.
Это Уралмаш дает плавку. Большой город салютует утру нового дня.
Ветер над целиной
Последний участок пути.
Мы сидим на платформе. Я вижу промасленный тендер паровоза, затылок машиниста. От трубы тянет едким, удушливым дымом. Плечи и колени засыпает черным порошком. Ветер наметает к бортам сугробики мелкого угля, золы.
Вот вам КПД паровоза! Не помню, чему он равняется. Кажется, меньше 10.
Паровоз! На разъезде забираюсь в тесную прокопченную кабину. Кроме меня, здесь трое: машинист, помощник и кочегар. Работа у них нелегкая. За час «ЛВ», движущаяся фабрика пара, сжирает более двух с половиной тонн угля. Эти тонны отпечатались синими жилками на мускулистых руках кочегара.
В узкие передние окна ничего не видно. Дымом и паром заволакивает застекленные щели. Помощник машиниста все время в движении. Бесчисленные рукоятки, краны, приборы требуют неустанного внимания. Время от времени помощник оставляет свой пост, чтобы вползти в тендер и швырнуть в цистерну с водой несколько желтых плиток «антинакилина».