Крашенинников застал ительменов уже покоренными, хотя и не покорившимися окончательно, сильно уменьшившимися в числе и волей-неволей перенявшими у пришельцев многое и в языке и в обычаях.
Крашенинников первым записал и попытался объяснить название этого народа — ительмены. «Камчадалы как северные, так и южные называют себя ительмен, житель... корни сих слов... остались в языке камчадалов, которые живут между Немтиком и Морошечной».
Объяснение слова «ительмен» претерпело за последующие годы ряд изменений, ибо изменился и язык народа. Этнографы и филологи объясняли его по-разному. И все-таки, вернее всего, Крашенинников был прав. Согласна с ним и Надежда Старкова. Ительмен — значит местный житель.
Лаборанту можно и желательно участвовать в экспедициях. Но лаборант не может уехать в собственную экспедицию. Каждый уважающий себя бухгалтер скажет на такое предложение: «Помилуйте, у нас средства ограничены, все хотят ехать в поле, опытным людям отказываем в дополнительных деньгах, а тут девушка, вчера из института, поедет сама по себе за тридевять земель». В общем, бухгалтер прав, хоть это и обидно.
Дальневосточный филиал Сибирского отделения Академии наук пока невелик. Этнографов, археологов и филологов в нем единицы. А Дальний Восток необъятен, и путешествие от Владивостока до Северной Камчатки дольше и труднее, чем путешествие через всю Европу.
Бухгалтеры правы, но если лаборантка прочла все, что можно прочесть о своем народе, если она знает все, что сделали до нее другие, то пора сделать следующий шаг — продолжить их дело. А ведь наступает лето — то было лето 1963 года — угол комнаты, где стоит стол лаборантки Старковой, заполняют палатки и спальные мешки. Сэмы запирают шкафы с топонимическими карточками и рисунками орнаментов, шаманскими идолами-бурханами и поделками из дерева нанайцев и удэге. Все собираются в поле. Лишь лаборантке Старковой опять оставаться в дождливом летом городе.
И тут пришел к Старковой Сэм и сказал:
— Вот деньги. Их немного, но хватит на билет до Петропавловска и обратно. И на то, чтобы не помереть с голоду. Согласна ехать?
— Как же я помру с голоду дома? — ответила вопросом на вопрос Надежда. — А откуда деньги?
— Деньги «нелегальные». Нет, не бойся, никакого преступления за ними не скрывается. Мы тут подумали вместе с археологами и решили, что сможем немножко выделить из наших экспедиционных средств.
И Надежда Старкова поехала в экспедицию на Камчатку. В единственном числе.
Надежда не была дома несколько лет. А когда приезжала раньше, просто возвращалась домой, окуналась в домашние проблемы и заботы, занималась с сестрами, которые тоже решили стать специалистами. Одна — врачом, другая — учительницей.
А теперь все изменилось.
Мать ругала дочку почти всерьез:
— Другие приезжают в гости, отдыхают, гулять ходят. Одна ты все воскресенье с бумажками сидишь, пишешь, фотографируешь. И почему ты одна такая несчастная?
Экспедиция Старковой началась с села Ковран. Здесь было легче — ее знали. Здесь было и труднее. И потому, что вещи, раньше обычные и примелькавшиеся — и бабушкины чумашки, и старые торбаса, закинутые за ненадобностью в кладовку, и нож, которым дед когда-то, еще в Морошечном, расщеплял стебли кипрея, — вдруг приобретали особый, отделенный от их повседневной жизни, этнографический смысл. Они становились памятью о прошлом народа.
Было трудно и потому, что село Ковран не похоже на Морошечное, на старинные ительменские острожки. Оно стоит на широкой безлесной равнине, и прямые улицы его упираются в реку. И дома его, и детский комбинат, и школа, и больница, и электростанция, — все это ничем не напоминает полуземлянки, балаганы, избенки, раскиданные в беспорядке среди лесов. И увидеть прошлое, угадать его следы и то, что осталось от него в повседневной жизни ительменов, не так легко.
Исследователи не могут прийти к согласию, сколько было ительменов на Камчатке. Но в любом случае — более десяти тысяч. В отличие от коряков, чукчей, долгое время сохранявших хотя бы частично независимость, ительмены жили оседло и не могли откочевать в тундру. Океан привязывал их. Сборщики ясака безошибочно находили дорогу к острожкам. Восстания, бунты племени подавлялись царскими властями быстро и жестоко. После каждого восстания число ительменов уменьшалось. Уничтожали народ и болезни. Долгое время прожившие в изоляции, на полуострове, ительмены не имели иммунитета даже против простуды, не говоря уж о туберкулезе, оспе. От гриппа вымирали целые деревни. Водка, которую привозили торговцы, довершала дело истребления народа.