Анатолий Онегов
Лесли Годфрей. Гранит науки
Младший офицер военно-воздушных сил Бритти обвел безразличным взглядом лица восьми новобранцев и вздохнул. Он нисколько не обольщался: им гораздо больше подходило бы заниматься строевым учением, чем сидеть в натопленном классе.
— Вы собрались сюда, — сказал он, и его могучий голос загремел, будто он все еще был на плацу, — чтобы учиться. Командование королевских военно-воздушных сил в постоянной заботе о вас сочло целесообразным дать вам возможность восполнить все то время, которое вы без толку разбазарили в школе. Хотите вы того или нет, вас научат читать и писать. — Он обернулся к кафедре, находившейся перед классом, и скомандовал: — Давайте, сержант!
Не успела дверь за унтер-офицером захлопнуться, как атмосфера в классе стала непринужденной. Послышался скрип передвигаемых стульев, солдаты начали кашлять и громко зевать. Потом они уставились на сержанта Хоппера, прикидывая в уме, чего от него можно ожидать. То, что они увидели, позволило им заключить, что перспективы на будущее блестящи: сержант Хоппер был совершенно очевидно «интеллигентом». Он был маленький, худенький, в толстых роговых очках. Кожа у него была нежная и белая, а румянцу могла бы позавидовать любая школьница.
Джексон, узколицый парень с остреньким носиком и глубоко сидящими глазами, сунул в рот полсигаретки, закурил и выпустил облако серо-голубого дыма.
— Курить-то можно? — спросил он развязно из-за своей дымовой завесы.
Сержант Хоппер нервно моргнул.
— Да, да, конечно, — через силу вымолвил он.
Снова заскрипели стулья. Кто-то начал почесываться. Зачиркали спички, защелкали непослушные зажигалки, и струйки дыма, извиваясь, поползли к потолку.
Сержант Хоппер с некоторой тревогой рассматривал через серую пелену своих не слишком радивых учеников. Он прекрасно сознавал, что три нашивки большого авторитета ему не придают. Кому-то надо было обучать неграмотных, и, так как он успел сдать кандидатский экзамен по английской литературе, прежде чем его призвали на военную службу, командир эскадрильи всучил эту незавидную должность ему.
— Ребята, с которыми вам придется иметь дело, — не слишком вразумительно объяснил командир эскадрильи Костейр, — не то чтобы очень глупы. Напротив, они очень сообразительны. Во всяком случае, большинство из них. Я бы даже сказал, слишком сообразительны. Только они считают, что учеба — неподходящее занятие для суровых воинов. Но, сержант, рассматривать их как безнадежных мы не можем. Пока есть жизнь — есть надежда, как я говорю.
Командир эскадрильи устало пожал плечами.
— Боюсь, что ваш предшественник сержант Грэхэм, — продолжал он, — не очень успешно справился с заданием.
— Его что, перевели в другую часть? — оживился Хоппер, решив, что не все еще потеряно.
— Какое там, — командир эскадрильи грустно покачал головой. — Беднягу довели до тою, что его пришлось уволить по инвалидности. Нервное расстройство.
Итак, Хоппер сидел теперь и уныло смотрел на восемь обращенных к нему физиономий. Напуганному сержанту казалось, что такого пестрого сборища преступных типов он еще не видел ни в одном гангстерском фильме.
— Ну что ж, — сказал он с видом человека, который, не умея плавать, очертя голову бросается в воду, — начнем, пожалуй, с азов. С азбуки.
Он повернулся к доске, на которой крупными печатными буквами был выписан алфавит.
— Так, — сказал он. — Возьмите карандаши и бумагу и перепишите все буквы по порядку.
Класс не шелохнулся. Восемь пар насмешливых, злорадных глаз в упор смотрели на него.
— Я занимался у сержанта Грэхэма, — сказал все тот же Джексон. — Он всегда читал нам что-нибудь. Ну, какую-нибудь там хорошую ковбойскую книжку или про преступления.
Хоппер беспомощно смотрел на свой класс.
— Прекрасно, — сказал он, даже не пытаясь сопротивляться. — Для начала можно и почитать что-нибудь хорошее.
Он взял со своего стола книгу и раскрыл ее.
— «Записки Пикквикского клуба» Чарлза Диккенса, — объявил он.
— Это что, детектив, что ли? — спросил краснорожий парень по имени Хант.
Хоппер не ответил и начал читать. Сперва солдаты раз-другой принимались гоготать, но Хоппер упорно читал дальше. Вдруг он заметил, что в классе стоит глухой, ритмичный стук, от которого вздрагивает даже его стол. Стук нарастал, пока наконец не заглушил его голос, так что ему пришлось волей-неволей замолчать и поднять глаза. Солдаты с тупым видом топали ногами все сильнее и сильнее, и с каждым ударом с пола поднимались маленькие клубы пыли. Хоппер начал дико озираться, чувствуя, что сейчас он завопит: «Мятеж! Мятеж!» — и бросится из здания. Но вместо этого оставался сидеть как зачарованный, а звук все нарастал.