Вижу сквозь землю
Хребет поднимался к небу уступами, как древняя пирамида инков. А мы искали сокровища — золото и серебро, скрытые в этой пирамиде сотни миллионов лет назад.
Вертолет взлетал с маленького пустынного аэродрома и уходил на юг, в горы. Желто-бурые каменистые холмы сменялись зелеными предгорьями, выше начинались разноцветные альпийские луга с темными пятнами приземистых сосен, а на пирамидальных вершинах ослепительно белел снег.
Вертолет был не простой, а геофизический, иначе говоря, он был битком набит электронной аппаратурой, а на его хвосте висел похожий на торпеду датчик магнитометра. Воздушный разведчик должен был «залетать» выделенную для поисков площадь, пересечь ее многочисленными маршрутами. Понемногу на карте в переплетении линий проступала сложная мозаичная картина, позволявшая понять, как рассеяны радиоактивные элементы в горных породах и как ведет себя магнитное поле.
Надо знать, что радиоактивные элементы находятся буквально всюду. В любой горной породе имеются атомы калия, тория и урана — «трех китов», на которых держится радиоактивность. Y-излучение каждого из них обладает определенной энергией, а поэтому радиоэлементы как бы светятся в породе разными цветами. Только свет этот невидим для человеческого глаза.
Специальная аппаратура, установленная на борту вертолета, не только «видела» этот свет, но и различала «цвет» излучения. Вертолет представлял собой как бы летающую химическую лабораторию, анализирующую горные породы целого района на уран, торий, калий.
У читателя может возникнуть вопрос: «А где же золото?» Действительно, к золоту аппаратура оставалась совершенно равнодушной. Зато на карте можно было выделить участки с особыми, свойственными золоторудным месторождениям соотношениями радиоактивных элементов.
Отработка метода проводилась нами раньше на коренных месторождениях северо-востока СССР. Мы знали, что рудное золото нередко приурочено именно к тем участкам земной коры, где накапливается калий и выносится торий. Ведь отложение золота происходит в глубинах земли из очень горячих растворов, и эти растворы, просачиваясь сквозь трещины горных пород, откладывают здесь золото, серебро, калиевые минералы и в то же время растворяют и уносят торий. Аппаратура четко отмечала такие перспективные участки. Но подтвердится ли эта закономерность здесь, в Средней Азии?
Автор аппаратуры, кандидат технических наук Э. Я. Островский, не пропускал ни одного полета. Аэросъемка позволила быстро установить содержание радиоэлементов в горных породах на площади поиска, и теперь требовалось на этом фоне найти участки с аномальным, необычным, «поведением» калия и тория.
Поиск. Вертолет идет на бреющем полете, не выше 50—70 метров от поверхности земли. Подняться над скалами выше нельзя, слой воздуха экранирует, гасит излучение. Тяжелая 7-тонная машина ныряет в провалы, как бы повторяя рельеф местности.
Наш пилот Слава Морокин очень серьезно следит за нарастающей громадой горного склона. И ветеран авиации штурман Павел Григорьевич Леонидов тоже не сводит глаз с черной стены. Немного, еще немного... Но вот появляется макушка вершины, значит, все нормально. И вертолет падает в следующий провал...
Все-таки в предгорьях съемка была сравнительно легкой. А потом маршруты пошли по настоящим горам. Летать здесь «по линейке» невозможно.
И вот началась работа, о которой трудно забыть: полеты по горизонталям. Павел Григорьевич рисовал на карте жирные горизонтали, виляющие по крутым склонам. А Слава, как слаломист, повторял эти линии в воздухе, бросая вертолет в узкие ущелья, закладывая головокружительные — с борта на борт — виражи... В иллюминаторах мелькали то синее небо и белые облака, то — совсем рядом — мрачные зубчатые гребни. Очень, очень близко и до земли, и до неба...
В кабине сумрачно. Самописцы чертят графики содержания тория, урана и калия. Мерно стучит перфоратор — это кодируются данные для ввода информации в вычислительную машину. Только ЭВМ может правильно обработать десятки тысяч измерений, полученных в воздухе. Идет обычная работа, и впереди еще три часа полета...
Наконец получены первые результаты. Найдены какие-то зоны с высоким содержанием калия, необходимо наземное изучение перспективных участков. И мы уезжаем в горы.
Земля с земли выглядит совсем иначе, чем с воздуха. Вертолет за 10 минут пересекает весь участок из конца в конец, а пешком его не успеешь пройти и за день.
Май месяц, лето началось вроде бы недавно, но ртутный столбик градусника уже добирается до 35 градусов в тени. В глухих узких саях-оврагах неподвижно стоит раскаленный воздух.
Точь-в-точь как в финской бане. А под камнями лежат разморенные жарой змеи.
...Маршруты, маршруты, одна аномалия, вторая, третья. Да, все правильно. Сквозь трещины в этих горных породах когда-то текли нагретые, как в котле высокого давления, глубинные растворы. Очень давно все это происходило, но следы воздействия растворов сохранились до сих пор. Розовые граниты изменяются, светлеют и переходят, наконец, в белую, похожую на плотный мел породу, внешне ничего общего не имеющую с гранитами. Но рудные минералы здесь не отложились. Почему? Неизвестно. И растворы текли, и калий накопился, а золота нет. Один ручей пройден от истоков до устья, второй, третий... Пусто!
Наконец остался большой ручей на краю участка. Иду вверх по ручью, осматривая валуны. Попался какой-то бурый окатанный камень... Железная руда? Надо иметь в виду. Нет, брать его не надо. И снова попадается бурый окатыш. Какой-то он необычный, похож на шлак. Может быть, строители или дорожники выбросили здесь груду мусора? Нет, не надо брать его. Идти далеко, солнце палит...
Как хорошо лечь в ручей и потом почувствовать ветер с далеких вершин! Проходит час, другой, ущелье сужается, а ручей, уходящий в камни и пересыхающий в устье, здесь зашумел, стал глубже, шире, холоднее. Набираем высоту. И опять — бурый обломок. Это шлак, определенно шлак. Пузыристый, с натеками, тяжелый. Рудный... А что, если это шлак древних плавильных печей?
Какие только расы, народности и племена не проходили через эти районы! Время шло, исчезали государства, менялись правители, а следы человеческого труда остались навсегда.
С древнейших времен работали рудокопы в горах Средней Азии. Они добывали здесь золото, серебро, медь, железо, сурьму, бирюзу... Неведомые люди, жившие тысячу лет назад, по неизвестным нам признакам находили даже «слепые», то есть не выходящие на поверхность рудные тела. И безошибочно закладывали горные выработки, ведущие к наиболее богатым рудным жилам. Может быть, шлак станет путеводной нитью и в этом глухом, безлюдном ущелье?
Я наклонился и положил увесистую глыбу в рюкзак.
А потом мы все шли и шли, и солнце уже садилось, и ноги не шевелились, и голова отупела от усталости. Но обломки шлака встречались все чаще и чаще, целые глыбы его лежали на отбеленной солнцем гальке, и до истоков ручья оставалось не так уж много...
И вот наконец в береговом обрыве я увидел то, что искал: бурые железистые пласты древнего шлака лежали глубоко под почвой, шумный ручей размывал рыхлый грунт и уносил бугристые пузыристые обломки вниз по течению.
Теперь вверх по склону, к водоразделу, сквозь кусты и заросли арчи и можжевельника. Ну конечно, здесь лежат глыбы измененных пород, а вот долгожданный жильный кварц. Молочно-белый, с потеками ржавчины, и в нем чернеют пятнышки каких-то минералов...
Я вернулся на базу. Островский уже ждал меня. Он был очень возбужден.
— Мы нашли в горах отличную аномалию! Она должна быть около большого развилка.
Ранним утром мы вновь вылетели в горы. Слава мастерски посадил вертолет на крохотный пятачок у вершины горы. С первого же взгляда нам стало ясно: шлаки и рудные зоны расположились в том же месте, что и аэроаномалии.
Сейчас уже получены результаты анализа проб. Кварцевые жилы содержат серебро, золото... И немало золота!