Индийские ученые находят для Бутана параллели в санскрите: «Бхота» (Тибет) и «ант» (конец)— значит «расположенный у границ Тибета», что, впрочем, соответствует географическому размещению королевства. В том же санскрите, однако, есть еще два похожих по звучанию слова: «бху» (земля, страна) и «уттан» (высокий), то есть страна, высоко расположенная, что опять-таки не противоречит действительности.
Как бы то ни было, но сами бутанцы упорно отказываются называть свою страну Бутаном, предпочитая более звучное имя «Друк-Юл» — «Страна драконов грома».
Два тысячелетия в две страницы
Древнейший этап бутанской истории зафиксирован лишь в народных сказаниях и легендах. Сказания грустны, легенды печальны, поскольку речь шла в них о временах подневольных: Бутан был тогда под властью индийских правителей. Сколь зыбкой ни была достоверность фактов в фольклорном творчестве, на их основе исследователям все же удалось определить, что этап господства индийских раджей был завершен где-то к середине VII века. Но упадок внешней власти стал одновременно и концом целостности Бутана. Отсутствие сильной личности, способной сдерживать междоусобную борьбу местных князьков, привело к тому, что Бутан в течение столетия распался на массу мелких и крупных княжеств, судьба которых несколько десятков лет спустя стала единой: каждое из них подверглось буйным набегам тибетцев, подданных короля Лангдарма. Еще через два столетия очередной тибетский правитель Трирал-чан направил по малодоступным горным перевалам в Бутан очередной отряд. Прошли годы, надежды Трирал-чана на скорейшее возвращение ратников с богатой данью сменились трауром по погибшим, а затем, когда пришли из Бутана достоверные сведения, — горечью и бессильной злобой обманутого и преданного монарха: ратникам настолько понравилась «страна на границах Тибета», что они решили осесть там. Злоба их короля вылилась в придуманное для дезертиров прозвище «ми-лог» — «те, кто не вернулся». Вскоре этим обидным именем пришлось звать еще несколько тысяч человек. То были монахи-ламаисты, которых поразила девственная красота Бутана. Еще больше пришлись им по вкусу почти неограниченные возможности активно насаждать идеи буддизма.
Бутан оказался для монахов землей обетованной, их влияние расширилось настолько, что к XVII веку название одной из крупнейших сект «друкпа» стало определять название страны.
Последовавшие столетия были не слишком спокойны, но и не чересчур бурны. Местные князья воевали между собой. В перерывах между сражениями они создавали для монахов монастыри, которые, разрастаясь, превращались в величественные крепостные сооружения — дзонги. В этих дзонгах постепенно сосредоточивалась не только духовная, но и административная власть. Знал Бутан и англичан. Но английский период в бутанской истории длился недолго: Индия обрела независимость, и Джавахарлал Неру торжественно заявил о «решительной готовности индийского правительства отказаться от всех экстерриториальных притязаний, неравноправных договоров и другого наследия британского империализма».
Бутан вступал в новую эпоху.
Паломник к «логову тигра»
«...Мы пришли сюда 25 марта 1627 года». Каселла зябко поежился, отпил еще глоток из почти опустевшей фляги и, с силой сжимая перо, чтобы унять дрожь окоченевших пальцев, продолжал: «Городок и деревушка Паро лежат в величественной широкой долине, что красочно простирается меж горных хребтов. Взрезая долину стремительными бурными водами, две речушки придают ей особую свежесть и красоту. Зрелище еще больше впечатляет, когда смотришь на долину сверху, сквозь густую листву раскидистых ив.
Дома начинаются прямо у самых гор. Большие, высокие строения, обычно о трех-четырех и даже пяти этажах, с массивными толстыми стенами. Дома не выстраиваются в улицы, напротив, они хаотично разбросаны по всей долине. А поля в долине сейчас покрыты созревающим рисом...»
...Кто мог предположить, что через три с половиной столетия после первых европейцев в Стране драконов грома их дневниковые записи можно, почти не меняя, использовать как очерк о современном Друк-Юле? Дело ведь не в асфальтовых дорогах, что вгрызлись в монолит Гималаев. И не в новеньких «тойотах» и «вольво», расталкивающих в горах стада яков и мулов.
Дело, наверное, в психологии бутанцев, которая веками формировалась в стиснутых горными хребтами долинах или в неприступном царстве вечных снегов и бешеных ветров. В психологии человека, воспитанного в духе монастырского келейного аскетизма.
...Это может показаться непостижимо странным: никто из нас, иностранных журналистов, не бросился к фотокамерам, чтобы запечатлеть распростертого на земле паломника. Просто паломник не был первым, встреченным нами на пути к знаменитому монастырю «Логово тигра». Мы ехали по долине Паро, где со времен Каселлы появилось разве только бетонное здание небольшого аэропорта.