Столько мучений, столько поисков, столько желания, столько жажды слились в этой глубокой яме и вызывают галлюцинации!
16 июля. Люди заболевают. Они уже отказываются спускаться в колодец. Я вынужден их заставлять. Многие просят, чтобы я отправил их на фронт. Я еще раз спустился на дно и вернулся оглушенный и объятый страхом. Мы уже подошли к пятидесяти метрам. Воздух чрева земли, каждый раз все более гнетущий, наваливается на тебя, как томительная, всепроникающая болезнь, и невидимая нить, которая связывает крохотного человека с земной поверхностью, почти разрывается в глубокой свинцово-тяжкой темноте. Каменная башня не давит так как этот столб горячего и жесткого воздуха, медленно опускающийся вниз. А в его основании — люди. Подземные объятия душат солдат, они уже не могут оставаться в бездне больше часа. Это пытка. Кажется, земля Чако проклята богом.
25 июля. Каждый час у отверстия колодца играет рожок, подаренный командиром дивизии. Там, на глубине, сигнал его должен казаться лучом света. Сегодня днем, несмотря на рожок, на поверхность никто не вылез.
— Кто там, внизу? — спросил я.
Внизу был Педраса. Ему кричали, сигналили рожком.
— Та-ра-ри-и-и-и!! Педра-са-а-а-а!!!
— Он, наверное, заснул...
— Или умер, — добавил я и приказал, чтобы кто-нибудь спустился к нему.
Один из солдат спустился, и через некоторое время в центре отверстия появилось обвязанное веревкой тело Педрасы. Его подталкивал солдат. Педраса задохнулся и сейчас при смерти.
29 июля. Сегодня потерял сознание Чакон, и его подняли на веревке, как повешенного.
4 сентября. Неужели это никогда не кончится?.. Люди копают уже не для того, чтобы найти воду, а чтобы выполнить какой-то роковой долг, достичь какой-то непостижимой цели. Здесь, наверху, колодец принял облик неизбежности, вечной и властной, как сама война. Выкопанная земля окаменела, образовав большие холмы, и на них ползают ящерицы, садятся орлы. Когда, вылезая из Плутонова царства, сапер появляется в отверстии, покрытый потом и землей, беловолосый и белобровый, он похож на доисторическое чудище, вынырнувшее из волн потопа. Иногда, чтобы что-нибудь сказать, я спрашиваю:
— Ну?..
— Как всегда, ничего, унтер. Как всегда, ничего... Когда же это кончится!
1 октября. Есть приказ прекратить работу. За семь месяцев мы так и не нашли воду.
Тем временем наш пост сильно изменился. Вырос забор из палок и веток, сооружен батальонный командный пункт. Сейчас мы пробиваем дорогу на восток, но лагерь наш остается на прежнем месте.
Бесконечно глубокий колодец с немым ужасным ртом — здесь, хотя и покинут. Для всех нас, в сущности, эта проклятая дыра осталась нелепым, но достойным врагом, неуязвимым для ненависти. Колодец уже никому не нужен.
7 декабря (госпиталь Платанильоса).
Проклятый колодец все-таки сделал свое дело!
Я пишу по горячему следу, потому что атака началась четвертого, а пятого меня уже привезли сюда с приступом малярии. По-видимому, кто-то из наших солдат, взятых в плен на передовой, где наш колодец стал легендой, сообщил парагвайцам, что в тылу у нас есть вода. И они, подгоняемые жаждой, решились на атаку.
В шесть утра тишину леса разорвали пулеметные очереди. Мы поняли, что наши окопы на передовой взяты, лишь тогда, когда в двухстах метрах от нас послышались выстрелы. Две гранаты разорвались рядом с палатками.
Мои саперы расхватали грязные винтовки, и мы заняли стрелковую позицию для обороны. В этот момент подоспел офицер со взводом солдат и пулеметом. Они залегли слева от колодца, а мы справа. Некоторые укрылись за грудами вырытой земли. Пули срезали ветки, и звук их напомнил удар мачете. Две пулеметные очереди изрешетили палобобо. Парагвайцы стреляли, а в промежутках между залпами дико вопили, распаляя себя для атаки на колодец. Но мы не отступили ни на метр, защищая его, словно он в самом деле полон воды!
Залпы раздирали землю, пулеметные очереди раскалывали черепа и дырявили тела, но мы не оставили колодца, защищая его целых пять часов.
В двенадцать стало тихо. Парагвайцы отступили. Мы подобрали убитых. Противник оставил пятерых, у нас среди восьми убитых были Косни, Педраса, Ируста и Чакон. Они лежали полуобнаженные, оскалив засыпанные землей зубы.