Запеченные до янтарного хруста роги, увитые елочной канителью и бумажными цветами, поставлены пышной охапкой в красный угол. Потом их воткнут в твердую корку каравая, когда он полностью доспеет, поднявшись высоким холмом, обещая молодым сытую, обеспеченную жизнь. Тогда-то вместе с рогами хлеб станет деревом жизни, на котором каждая ветка — сыновья и дочери богатого рода. Позже роги с тремя ответвлениями перенесут из каравая жениха в караваи невесты (в доме невесты сейчас тоже бойко работают каравайницы) и вокруг станут водить молодых. Нет, это не просто круглый хлеб из печи, это сама кормилица-земля, обновление счастья, продолжение жизни.
В Белоруссии много богатых сел, и это село Мотоль, в центре Пинщины, тоже славится своим хозяйством. Сотни гектаров пашни. Леса, болота — много воды, такой привычной для Полесья, обильное рыбой озеро, речка Ясельда. На полях сахарная свекла и картофель. В добротных скотных дворах четыре тысячи породистых коров. Хозяйство крепкое...
В этом селе, как и в других белорусских селах, берегут традиции. Свадьба на старинный лад — одна из них. Но, естественно, сегодня многие традиционные моменты потеряли свое магическое значение и вводятся чаще всего для придания событию большей веселости, торжественности, праздничности. В связи с этим легко нарушается их последовательность и взаимосвязь, в каждой семье свадьба похожа и непохожа на другую... И вот настало долгожданное утро. Одевание невесты. Она сидит гордая и важная, но глаза на мокром месте — скоро расписываться, а жених опаздывает. Подружки укладывают волосы, ладят фату, украшают платье и волосы маленькими зелеными веточками. Заметно волнуются, неловкие руки роняют шпильки.
Мать стоит в стороне, она принимать участие в одевании не должна, ее забота — приготовления к столу. Но кто не поймет чувства матери в эту минуту? Кажется, и собственная свадьба была только вчера...
Жених с утра забегал не раз, нарушая обычай, вроде по хозяйству требовалось; гостей собралось много, и гулянка на два дома идет, то у невесты, то у него. Не терпелось на невесту свою лишний раз взглянуть. А теперь жениха ждут, и время это тянется, тянется.
Наконец у первых домов улицы показалось торжественное шествие. Жених в парадном черном костюме, за ним бояре, необыкновенно важные, крест-накрест перевязанные рушниками. Выступают медленно, по сторонам не глядят. Встречают их родители невесты, сажают за стол. Невеста берет край расшитого полотенца жениха, всем кланяется и выплывает на крыльцо, за ней сваты, подружки, родители. Вдруг словно крупинки золота брызнули на жениха и невесту из голубизны весеннего неба — посыпались полные горсти золотистых зерен. Все притихли в эту минуту напутствия. Но снова серьезность как ветром сдуло, веселый гомон, смех. И только по щеке матери медленно поползла слезинка.
Лучшие певуньи затянули скороговоркой, подзадоривая сватов:
Ой, мы ехали да возилися,
За колоду зацепилися!
За пень, за колоду
Иль за девку за молоду?..
Женщины — в народных костюмах, затканных красными цветами по белому льну. Узорной вышивкой покрыты блузки. поверх которых по случаю свадьбы надеты безрукавки, расшитые золотыми галунами. Праздничная процессия, не торопясь, движется к сельсовету. Похоже, все село высыпало на улицу. Не только по дороге к сельсовету, но и дальше, на всем видимом пространстве, стоят, переговариваясь, разряженные женщины. Сегодня в Мотоле сразу пять свадеб, зрелище нечастое. Степенно движутся жених с невестой по коридору приветствий и пожеланий счастливой жизни.
У входа в сельсовет их встречают девочки в народных костюмах, подносят на полотенце сдобный круглый хлеб. Звонкими голосами говорят положенные здравицы...
Наступила минута, которая бывает у всех молодоженов. Все хорошо, и должно быть только прекрасно, но вместе с тем — новая жизнь, новые обязанности. Будто заново рождаешься, переступаешь невидимую черту. Жених с мольбой смотрит на друзей, ему так нужна поддержка, невеста опустила глаза на красное сукно стола. Все проходит быстро, бояре моргнуть не успели, как твердый голос жениха, хриплый от волнения, произносит: «Да!» — «Да!» — звенит в ответ голос невесты.
Родители невесты подносят молодым две чарки вина и ломти пшеничного хлеба. Новобрачные на счастье выплескивают первую чарку за спину, приглашают в дом. В красном углу, под широким тканым полотенцем, сажают теперь уже мужа и жену. На богато убранных столах, на хрустящих скатертях пляшут солнечные блики в бокалах с вином. Собралось около трехсот человек близкой и дальней родни. Многие проехали не одну тысячу километров, чтобы успеть на сегодняшнее торжество. Приехали из Целинограда и Польши, с Уральских гор и с Печоры... Прибыл на свадьбу капитан дальнего плавания. И только двоюродная сестра отца жениха не смогла выбраться с Камчатки — экзамены помешали. Где бы ни работали мотоляне, родственные узы однажды позовут в село...
Появляется каравай. «Ой, где ты рос, где ты рос, наш каравай?» — заводит женский хор. «Дружко», старший из свиты молодого, выносит его в горницу на узорном полотенце. На румяной корке запеклись коники и птицы, середину украшает целое дерево рогов в ярких цветах и бутонах, сплошь опутанное искрящимися паутинками фольги. Дружко перевязывают еще одним рушником. Отрезается первый ломоть. Это родителям. Потом к караваю тянется хоровод гостей.
Пришло время забирать молодую в дом мужа. Опустив голову, молодая встает из-за стола, ее словно берут под руки нежные и печальные голоса женщин:
Хорошо тебе, калина,
В лесу оставаться,
Как же мне несладко
С мамой расставаться!
Бояре суетятся: снимают картины со стен, покрывало с кровати, тащат визжащего поросенка — все нужно отдать для обзаведения на новом месте. Прибегает весь в перьях запыхавшийся паренек, у него в руках охрипшая от страха курица. Ее отряхивают, украшают цветами и бусами. Это главный дар — приданка.
Пляшут и озорничают ряженые — «цыгане». Женщины в мужских костюмах, в шляпках с индюшиными перьями, даже в рыбацких нарядах из желтой резины, на ногах — галоши задом наперед. Лица перемазаны сажей, усы из пакли, окладистые мочальные бороды. Парни в цветастых ситцевых из занавески юбках, с платочками и метлами в руках, лица в саже и губной помаде. Под ритмичное побрякивание медных тарелочек и басовитые удары бубнов, под заливистые переборы гармони «цыгане», взявшись за руки, выделывают диковинные прыжки. Кружат парами, оттаптывая сапогами, лаптями и галошами так, что поднимаются пыльные смерчи.
Не так-то просто добраться в хату свекра. На каждой улице дорога перегорожена столами. Чтобы пройти, приходится откупаться угощениями — сколько соседи запросят.
За молодой едет сундук. Чем тяжелее и неподъемней, тем богаче приданое. На просторной крышке, застланной самотканым шерстяным «диваном», для надежности восседает важный сват, перевязанный рушниками так, что живого места не видно. У него в руках машет крыльями, изо всех сил стараясь удрать, курица-приданка. Сват только отдувается и шевелит для пущей важности усами, теперь его до самых дверей с места не сдвинешь. Разве что поднесут отрез веселенькой ткани жинке на платье и добрую чарку горилки.
К лукавому удивлению прибывших в доме свекра пока пустые столы. Свахи, кряхтя и разводя руками, начинают застилать скатерти в ярких цветах, из приданого, по углам развешивают широкие вышитые полотенца. На веревку, протянутую вдоль стен горницы, накидывают вороха тканых и вышитых подзоров, накидок, подстилок. Гости щупают отутюженные хрустящие скатерти, гладят и мнут плетенные на крючке кружева, вздыхают от зависти рукодельницы-мастерицы...
Последний важный ритуал в венке народных обычаев. Мать молодого снимает с его жены свадебную накидку — девушка становится полноправной хозяйкой в доме. Трижды пригубливают чарку. Свекровь, бережно поддерживая рукой сверкающую парчу, кружится в хороводе. «Лявониха», «Казачок». Женственные, изящные переходы «Мотлета» сменяет шумный, ритмичный топот старинного танца «Ойра».